Ирина Поволоцкая - Утка по-пекински

На похороны Ярополка приехала его жена, провинциальная, стесняющаяся, в узкой юбке, немодно открывающей толстые коленки в тугих капроновых чулках. Над заплаканными глазками вились кудерики под Целиковскую, и эти заботливо уложенные, просахариненные кудерики - так тогда девушки поступали - растопились, развились от столичного грязного снега, повисли жалобными прядями, и чулки свои она забрызгала на пятках, эта жена, вдова, вдруг свалившаяся на наши души, и все не хотела уходить от снега, от ветра, распрямившего ей волосы, от черного дома с трубами, все не шла в автобус, в котором еще полчаса назад стоял гроб, обитый плиссированным штапелем, а теперь сидели все мы и терпеливо ждали, когда двое наших и Петр Степанович уговорят ее уйти от дома, где мы оставили тело Ярополка в синем чешском пиджаке.

По-моему, она все-таки не поехала с нами, а нас автобус довез до станции метро оКалужскаяп, которую потом назвали оОктябрьскаяп. оКалужскойп стала совсем другая, новая станция, не на кольце, а радиальная. оПроспект Мирап переименовали в оЩербаковскуюп, оБотанический садп- в оПроспект Мирап, а нынешний оБотанический садп где-то далеко у станции оСвибловоп. Совсем недавно пропала оЩербаковскаяп, теперь она, кажется, оАлексеевскаяп... Кто-то путал фигуры, и не вспомнить, как они были расставлены, кем были и за что поплатились. Но тогда, в марте, будущее впервые дохнуло нам в лицо - хотя там и не свет был, а тени легли - и скрылось за семью печатями.

Вопреки всему Гоша оказался жив. Его встретили на симпозиуме в Швейцарии или в Баварии, не важно, он и гражданином стал некитайским. Про всех спрашивал, уверял, что помнит, а когда узнал, что Ярополка нет на свете, замолчал, снял очки и, говорят, долго протирал стекла.

- Очень жаль, что я не увижу больше Ярополка, - тихо сказал Гоша,- он так любил есть утку, которую я ему готовил...