Евгений Лукин - Зона cправедливости (фрагмент)

- Я ведь еще не каждого к себе приглашу... - радостно заливал он, пока они шли мимо мусорных ящиков, мимо временно осиротевшей серой "Волги" - к четвертому подъезду. - Один пить - не могу. Ну не могу - и все! Н-но... - Борька выкатил глаза и поднял корявый палец. - Только с хорошими людьми, понял? Взять тебя... Человек умный, образованный... в компьютерах секешь...

Навстречу, разбрызгивая сапожками снежную слякоть, пробежала крохотная девчушка с ярким рюкзачком за плечами.

- А-а, попалась? - возликовал электрик, страшно разевая щетинистую людоедскую пасть. - Кто вчера музыкалку прогулял? Смотри, мамке твоей скажу - она тебя живо кверху тыном поставит!..

- Ага! Щаз! - огрызнулась кроха, даже не остановившись.

- Видал?.. - посетовал Борька, кивнув вслед. - Ничего уже не боятся. Пороть-то некому...

- Сирота, что ли? - не понял Колодников и тоже проводил девчушку сочувственным взглядом. - Безотцовщина?..

- Да нет... - нехотя отозвался электрик. - Все есть. Отец есть, ремень есть...

- Так зачем же дело стало? - спросил Алексей, честно сказать, позабавленный странными словами электрика.

- А так... - уклончиво молвил тот. - Некому - и все.

Они вошли в подъезд и спустились по гулкой короткой лестнице, упершейся в железную дверь. "Бендежка" оказалась весьма обширным подвалом, пожалуй, чуть побольше Димкиной комнаты. Стены ее были почти полностью забраны сваренными из уголков стеллажами, на которых чего-чего только не валялось. В многочисленных выбоинах бетонного пола тускло мерцали металлические опилки.

- Садись, сосед... - Борька указал Колодникову на табурет рядом со слесарными тисками, сам же отомкнул ободранный сейф и поставил на окованную жестью столешницу пустую на три четверти бутылку водки.

- Старухи - не в счет, - изрек он что-то непонятное, продолжая сервировать верстак. Размел опилки, выложил кусок копченой рыбы на промасленном бланке, после чего наполнил всклень две приблизительно равные стопки, стеклянную и пластмассовую. - Они здесь уже сто лет живут... За сто лет любой дурак смекнет... - Тут он приосанился и развернул грудь пошире, чтобы виден был клинышек тельняшки. - За тех, кто в море, сосед!

Алексей выпил за тех, кто в море, и, кашлянув, закусил обрывком копчушки. Хотел вернуть беседу к загадочной Борькиной фразе насчет старух, раз уж тот сам завел об этом речь, но электрик успел заговорить первым. Как всегда.

- Да-а... - протянул он раздумчиво. - Вот так... Загремел, значит, в травматологию... Башка пробита - ладно. Бывает. Шпангоуты поломаны тоже... Но у меня же там еще колотые раны на заднице обнаружили!.. А, сосед? Прикинул? Ко-ло-ты-е!..

Алексей моргал. Ход мысли электрика был ему, честно сказать, не совсем понятен. А тот вдруг замолчал и пытливо взглянул на гостя.

- Ты как вообще, Алексей Батькович? Куришь?..

- Вообще курю...

- А я - бросил, - доверительно сообщил Борька. - Годы уже, знаешь, не те, здоровьишко поберечь надо... Так что извиняй: захочешь подымить - дыми за дверью... А вот давай-ка мы лучше добьем ее, родимую... Чего ей здесь стоять?

С этими словами он разлил остаток водки и произнес еще один тост, тоже как-то там связанный с флотской тематикой. Затем опустевшая бутылка, стопки и даже промасленный листок с рыбьими костями стремительно канули в сейф, где и были заперты на ключ. Верстак вновь принял вполне рабочий вид.

- Ну вот... - удовлетворенно проговорил Борька, присаживаясь на второй табурет и смахивая последние улики. - А теперь слушай историю... Пришел это я однажды с работы, борща разогрел. Неженатый еще был, а жил на "алюминьке"... Разогрел, налил... И только это я первую ложку зачерпнул - влетает камень в форточку. И - бац! - точно в тарелку! Разбить, правда, не разбил, но морда, сам понимаешь, вся в борще. Кладу ложку, утираюсь, выхожу во двор (квартира в нижнем этаже была)... Перед подъездом бабушки сидят на скамейке, вроде как у нас. "Кто?" - говорю. Ну, они показывают... Я смотрю: идут два амбала, причем не спеша идут, будто так и надо. Я разозлился, догнал их - и давай мозги вправлять. Они послушали-послушали, потом обиделись, начали меня бить. А здоровые - летаю от одного к другому, только размахнуться успеваю... Потом думаю: нет. Этак они ведь меня совсем убьют. Побежал, короче... Они - за мной. Догоняют и бьют, догоняют и бьют! Я мимо бабок в подъезд - они за мной! Забегаю к себе - они за мной! Веришь? В квартиру вскочили - до того обиделись... А на стенке у меня тогда коврик висел и сабля... Ну, не турецкая, а такая, знаешь, чуть попрямее... Выхватываю саблю - и на них! Они - от меня! Два квартала гнал! Догонял - и в задницу колол... Хорошо еще дворами возвращался, а то бы точно в ментовку сдали. Иду ощеренный, в руке сабля, с острия кровь капает... Прохожу мимо бабок, а они мне: "Ой, Боря, мы ж тебе не на тех показывали-то... Это мальчишки бросили..."

Борька замолчал и уставил на Колодникова мутновато-синие загадочные глаза.

- Погоди... - ошалело сказал тот. - Ты о чем рассказываешь - об арке или... Когда это было-то?..

- Да лет двадцать назад... Даже, считай, двадцать один... - На людоедских, слегка вывороченных губищах Борьки играло нечто этакое, что при иной внешности собеседника можно было бы назвать тонкой улыбкой.

- А в реанимацию ты когда попал?

- В травматологию, - сурово поправил Борька.

- Ну, в травматологию...

- В позапрошлом году...

- То есть ты хочешь сказать... - запинаясь, проговорил Колодников, - что они тебя чуть ли не двадцать лет искали, потом нашли, подстерегли в арке - и...

Электрик Борька ухмыльнулся.

- Не, не доперло... - посетовал он, с удовольствием разглядывая сбитого с толку Алексея. - Ну ничего, допрет помаленьку. Ты ж у нас умный... В компьютерах вон секешь...

Глава 3

Выйдя из троллейбуса в солнечный звонкий март, Алексей Колодников внезапно почувствовал себя молодым. Ощущению этому способствовало еще и то, что, вернувшись от Борьки, он догадался просушить ботинки на батарее парового отопления и отыскать в шкафу чистые носки.

По мокрым асфальтам оглушительно трещали шины, слышались щелчки обрывающихся с крыш сосулек, с шорохом разлетались по тротуарам льдышки. И даже когда путь Алексею перекрыла посверкивающая черная жижа, он не только не обиделся, но еще и оглянулся потом с благодарностью, промурлыкав что-то насчет грохочущей слякоти. Действительно, погодка стояла - из раннего Пастернака; Ходасевич здесь был бы просто неуместен... Весна, братцы, весна! Еще десяток шагов - и выглянет из-за поворота старинный двухэтажный особнячок, сложенный из темно-красного кирпича.

Возможно, кому-то это покажется диким, но каждый раз, подходя к месту своей новой работы, Алексей испытывал прилив сил. Казалось бы, глупость неимоверная! Чему тут радоваться? Это ж Божье проклятье труд! Ты, дескать, Ева, рожай в муках, а ты, Адам, трудись...