Джон Браннер - Квадраты шахматного города. Научно-фантастический роман

Однако число вариаций на детективных подмостках неизмеримо больше, чем полагал Брехт и чем хотел этого Ван Дайн. Встав на кровавый путь гекатомбы, воображение писателя подсказывает новую ступеньку, умножающую число преступников. У Стимена в повести «Убийца живет в двадцать первом номере» полицию сбивают со следа трое преступников, которые поочередно подменяют друг друга.

Оставалось сделать последний, поистине судьбоносный шаг размножить сыщиков. Пусть осторожно, скорее даже робко, он был сделан. Сначала исчез частный сыщик, холостой джентльмен (незамужняя леди), сочетающий интеллектуальные усилия по вычислению убийцы с чудачествами. Генри Тиббет из «Специального парижского выпуска» Патриции Мойес резко порывает со схемой. Мало того, что Тиббет является штатным сотрудником лондонской полиции, он еще и женат! Комментарии тут излишни. Не удивительно, что Мойес удалось создать оригинальный роман о современном промышленном шпионаже, органично сочетавший достоинства реалистической прозы и напряженность острой детективной фабулы с ее центральной линией и неизбежным вычислением искомого. Но самое поразительное в том, что мы даже не замечаем, что Великого Сыщика уже нет. Он ушел тихо и незаметно. О том, чтобы убрать его, задумывался еще Рекс Стаут. Не случайно он приставил к Ниро Вульфу энергичного, обладающего великолепной реакцией Арчи Гудвина, эффект, однако, получился ничтожный. В романе норвежской писательницы Герд Нюквист «Травой ничто не скрыто…» совершается уже радикальный отход от трафарета. В нем действует целая триада: штатный сотрудник полиции, филолог и врач.

Это не единичные примеры. Настойчивый поворот к реализму убил излюбленного героя и поднял современный детектив — лучшие его образцы — до уровня большой литературы. В романе «Душной ночью в Каролине» Джона Болла острота читательского интереса концентрируется не столько на сакраментальной отгадке, сколько на судьбе полицейского Вирджила Тиббса — негра, осмелившегося начать розыск убийцы на Юге США, в накаленном расовой ненавистью городишке Уэллс. Не случайно «Душной ночью в Каролине» был признан лучшим романом 1965 года. Кроме внутренней туго закрученной пружины, в нем уже ничего не осталось от привычного детектива. Боллу удалось победить даже «детскую болезнь» готических замков и фешенебельной экзотики. А ведь с ней не сумели справиться ни Джон Кар («Табакерка императора»), ни Дэшил Хэммет («Мальтийский сокол», «Стеклянный ключ»), ни Герд Нюквист, которая хотя и «растроила» личность сыщика, но все же отдала дань старинным шкатулкам, кладбищам и мрачным особнякам.

Разумеется, Джон Браннер учел все промахи и находки предшественников, когда разрабатывал свой вариант, на редкость самобытный и одновременно преемственный. Не раскрывая жгучей тайны Сьюдад-де-Вадоса — «шахматного города» экзотического Агуасуля, я лишен возможности исследовать новаторские приемы Джона Браннера, вдохнувшего новую жизнь в традиционные формы. Поэтому вновь придется прибегнуть к аналогиям.

В качестве образца подлинно современного детективного романа я бы рискнул привести «Точки и линии» японского писателя Сейте Мацумото. Это в полном смысле слова превосходный реалистический роман, объединивший, причем очень органично, обе главные тенденции детектива: напряженный интеллектуальный поиск и стремительное преследование. Они начинаются с первых страниц, когда на Касийском взморье обнаруживают трупы мужчины и женщины. И сразу же искушенного знатока подстерегает первый сюрприз, который мгновенно сводит на нет любую попытку воспользоваться схемой. Оказывается, в Японии с древних времен существует обычай самоубийства влюбленных. Причем настолько распространенный, что полиция, обнаружив трупы мужчины и женщины, ушедших из жизни по сговору, обычно ограничивается поверхностным расследованием. С этого места нам становится трудно уследить за помощником инспектора второго сыскного отдела Токийского департамента полиции Киити Михара. Скрупулезное перечисление это недвусмысленно хоронит образ Великого Сыщика, лишний раз напоминая, что Михара только рядовой чиновник. Читая роман, быстро убеждаешься в том, что ни богатый опыт решения детективных шарад, ни строгая логика, ни интуиция не помогут определить преступника. Все построено на нюансах, на предположениях, недостоверных и зыбких, на внезапных ассоциациях. Скорее сам колорит Японии, ее литература, где с осязаемой тонкостью и грустью говорится о японских лаках и древней керамике, гравюрах и чайной церемонии, символике цветов, узорах на кимоно и прическе замужних женщин, позволят проникнуть за тончайший и непроницаемый полог тайны. Но и это иллюзия, потому что роман предназначен прежде всего для японского читателя. Тем более что вскоре фабула повествования окончательно подчинит нас, мягко заглушив последние попытки контригры. Да и возможно ли предположить свое неосязаемое партнерство Киити Михаре в тот момент, когда он (опираясь на всю мощь полицейского аппарата!) начинает накладывать на маршрутную сетку поездок хронику расследования? Что могут поведать сухие точки и линии железнодорожного расписания? Скупые маршруты воздушных рейсов? И кому, кроме самого Михары, дано сразу ощутить всю глубину «версии о четырех минутах», когда, стоя на платформе тринадцатого пути, можно увидеть экспресс Аскадзе, который отправляется в 18.30 с пятнадцатого пути?

А это — я специально выделил слова «маршрут», «расписание» — и есть ключ к расследованию!

«Я лежу в постели и смотрю на свои тонкие пальцы, а по всей стране бегут поезда и одновременно останавливаются на разных станциях. Самые различные люди, шагая по своему жизненному пути, входят в вагоны и выходят из вагонов. А поезда идут во всех направлениях и иногда встречаются на какой-нибудь станции. И я уже знаю, где и когда они встретятся. Мне становится весело. Встреча поездов… Она неизбежна, она предопределена заранее, эта встреча во времени. А встреча людей, едущих в них, встреча в пространстве, — чистая случайность. И я фантазирую и вижу, как по всей земле в это мгновение сталкиваются миллионы человеческих жизней. Я могу по-своему представлять эти жизни — ведь они не втиснуты ни в какие рамки. И эта моя фантазия гораздо увлекательнее, чем романы, созданные чужим воображением».

Мне вспомнились эти строки на одной из сотен платформ Токио-сентрал, самого большого вокзала в мире. Я вновь припомнил их, прочитав роман Браннера. Право, они позволяют сравнить детективный роман — опять-таки лучшие и пока редкие его образцы — с экспрессом, который вырвался из длинного темного туннеля с одной колеей на ослепительный простор. Впереди переплетение рельсов, светофоры, виадуки, мосты и еще неизвестно, какие пути откроют автоматические стрелки…