Леонид Панасенко - Залив Недотроги

Вволю напрыгавшись, мы выбираемся на берег, падаем на песок, перемешанный с ракушками.

Тонкая рука Ирис почти у моего лица. Я молча беру её — прохладную и лёгкую, — осторожно целую. При первом прикосновении губ рука девушки вздрагивает, но всё же остаётся в моих ладонях.

— Я тебе нравлюсь, Лён?

Глаза у Ирис ласковые и зелёные — под цвет морской воды.

— Давай поженимся, — говорю я вполне серьёзно. — Пойдём в сельсовет — нас там распишут.

— Мама не разрешит, — смеётся Ирис.

Я тоже улыбаюсь, но лицо как-то странно кривится, будто помимо моей воли собирается заплакать. Что со мной? Ведь всё понимаю, а говорю нечто несусветное… Первый день знакомы. Ирис только школу закончила. Поступала в институт — не набрала баллов. Теперь вот приехала с матерью к тётке — отдохнуть. А тут я со своими… чувствами…

— Мне тоже хочется немножко в тебя влюбиться, Лён, — говорит Ирис, и не поймёшь: шутит она или думает вслух.

— Почему немножко?

— Всерьёз опасно, — рассудительно объясняет Ирис. — Особенно для тебя. Я эгоистка и отниму у тебя времени на несколько десятков книг. Ты не построишь ни одного из своих мостов выдумки. Ну, как — страшно?

— Ты смеёшься надо мной?

— Нет-нет, — убеждённо говорит Ирис. — Все, кто любят, — эгоисты. Ты будешь разрываться между мной, детьми и письменным столом.

— Детьми?! — меня обнадёживает такое заявление.

— Святая правда, — раздаётся вдруг над нами голос Грина.

Мы вскакиваем на ноги и хохочем, будто ненормальные. Через минуту выясняется, что Александр Степанович знаком и с Ирис, и с её мамой.

— Святую правду говоришь, моя девочка, — повторил Грин, присаживаясь на наш общий камень. — Если только вас не поразит взаимопонимание, вы испортите друг другу жизнь.

— Почему — «поразит»? — не понял я.

— Взаимопонимание — это нечто вроде молнии. Оно или есть, или его нет. Промежуточных состояний, к сожалению, не существует. Правда, есть ещё Видимость, Обман и Притворство, — улыбнулся Александр Степанович. — Но мы не будем приглашать этих дам на наш праздник жизни.

Грин забыл о своей папиросе и она тут же погасла.

— В моей «Недотроге» оружейник Ферроль рассказывает дочери, которая невзначай обидела достойного и сердечного человека, поучительную историю. — Александр Степанович лукаво посмотрел на нас и замолчал.

— Расскажите, — попросила Ирис. — Ну, пожалуйста.

— Так и быть, — согласился Грин и, чиркнув спичкой, вновь раскурил свою папиросу. — Слушайте.

«Годар жил на окраине Сан-Риоля. Там, где каждой весной неделями бушевал черёмуховый пожар и где море любило выбрасывать на берег всё, что ему вздумается. Был он сильный и молчаливый, будто цирковой медведь. Какая б волна ни билась о старые брёвна причала, Годар обувал сапоги, взваливал на плечо сеть, и вскоре лодка его терялась вдали. Возвращался к вечеру. И всегда — заметьте это — с богатым уловом. Что бы там ни говорили злые языки, молчун знал своё дело: никто в Сан-Риоле не мог похвастаться, что он лучший рыбак, чем Годар.

Однажды Годар выгодно продал дневной улов, выпил в таверне Смиллока несколько стаканчиков и отправился за город. Вечер был тихим и немного душным. По-видимому, к ночи собиралась гроза. От нечего делать Годар забрёл на песчаную косу и, путаясь в диком кустарнике, вышел к морю. Надумав искупаться, он ступил к берегу и замер. Из воды выходила женщина. Выходила медленно, будто рождалась из воды. И он второй раз в жизни испугался. Первый раз такая напасть с ним случилась лет двадцать назад, когда его, ещё мальчика, застал в море туман. Густой, белый как молоко, в котором, казалось, потеряешься на веки вечные. Испугался же в этот раз Годар не женщины: он уже знал нескольких, и те простые тайны любви, которыми охотно поделились с ним его подружки, ничем особенным воображение рыбака не поразили. Он испугался никогда не виданной раньше невозможной белизны её тела. В солнечном Сан-Риоле — и такое тело?! Значит, его даже Солнце не видело…

Может быть, в тот миг ещё сработали и те несколько стаканчиков вина, которые он успел пропустить. Как бы там ни было, белое сияние, исходившее от женщины, слепило глаза, разрасталось, окружало Годара, будто в детстве туман.

— А что, Годар, глаза у тебя ещё не болят? — насмешливо спросила женщина. Только тогда он узнал в ней Анис, дочь старого шкипера Жермена, и с хриплым возгласом вломился в кусты. Он бежал так, будто спасался от неизбежной гибели.

Той ночью Годар почти не спал. Ворочался на своём лежаке, скрипел зубами, потому что только стоило ему сомкнуть веки, как отовсюду начинал наползать на него белый туман её тела, окружал, словно невод. А ещё у того тумана были зелёные насмешливые глаза.

Больше месяца пропадал где-то Годар. В Сан-Риоле не показывался, растерял половину своих покупателей. Начали даже поговаривать, что сгинул рыбак в штормовом море. Однако Годар объявился.

Заросший и одичавший в своих странствиях, он подгрёб к берегу и решительно направился к домику старого шкипера. Анис как раз была во дворе — ремонтировала сети. Молча, даже не поздоровавшись, Годар достал из парусинового мешка несколько здоровенных рыб и бросил их к ногам женщины.

— Редкостная рыба, — улыбнулась Анис. — Ты за нею, случайно, не к Турции ходил?

— Бери, — сказал Годар. — Я поймаю ещё. Сколько захочу.

Так много слов за один раз рыбак никогда ещё не произносил.

Дочь шкипера расхохоталась:

— Вот чудеса: заговорил! Приходи ещё на косу. Я там часто купаюсь. Насмотришься, так чего доброго ещё и запоёшь.

Годар кивнул, будто соглашаясь, но не промолвил больше и слова. Постоял, поулыбался неизвестно чему и ушёл. На косе он больше не показывался, но с тех пор раз в месяц заявлялся к Анис и приносил ей разные морские диковинки. На что уже тяжело удивить чем-либо жителей Сан-Риоля, но и те только разводили руками.

Анис поначалу охотно принимала подарки рыбака. Однако осенью, в один из приходов Годара, когда он по обыкновению молча положил к её ногам свою добычу, рассердилась:

— Я по горло сыта твоей рыбой. Ты бы лучше слово лишнее сказал. Или улыбнулся.

— Не мастак я на это, — вздохнул Годар и ушёл.

Я, кажется, забыл сказать об этом раньше. Анис в городке считали гордячкой. Не один добрый человек сватался к ней — отказала. Всем отказала. Судили её люди и по-своему были правы. Но с другой стороны: в чём вина женщины, если сердце её просит большего, чем ему могут предложить? У Анис было именно такое сердце.

Так вот. В следующий раз, через месяц, Годар принёс молодой женщине гораздо больше рыбы, чем прежде. Анис побледнела, швырнула её ему в лицо и закричала сквозь слёзы: