Роберт Силверберг - Провидец

– Мне кажется, что я прожила.

– Шесть лет не сделают тебя коренной жительницей, – сказал я.

– Шесть лет в гуще непрекращающейся повстанческой борьбы кажутся длиннее тридцати лет жизни где-нибудь в другом месте в мирной обстановке, – парировала она.

Ее голос был игрив, но темные глаза злобно сверкали. Она осмелилась мне перечить, бросала вызов. Я чувствовал, что воздух вокруг меня накаляется.

Неожиданно мы втянулись в спор на тему – как я ненавижу Нью-Йорк, который всегда образовывал пропасть между нами, и скоро мы уже ругались по-настоящему. Коренной житель даже ненавидит Нью-Йорк с любовью, приезжий, а моя Сундара всегда будет оставаться здесь приезжей, с неистовой силой отвергает этот сумасшедший дом, который сам же и выбрал для проживания, и убийственно раздувается от неоправданной ярости.

Стараясь уйти от неприятностей, я сказал: – Ладно, давай переедем в Аризону.

– Эй, это мои слова, – возразила она.

– Извини, я должно быть пропустил твою реплику, – сказал я. Напряжение ушло.

– Это ужасный город, Лью.

– Давай попытаемся тогда в Таксой. Там зима лучше. Покурить не хочешь, любовь моя?

– Да, только не эту костяную гадость, – сказала она.

– Простой доисторический допинг?

– Пожалуй.

Я достал заначку. Атмосфера становилась любовной. Мы были вместе четыре года и, хотя появились некоторые разногласия, мы все еще оставались лучшими друзьями. Пока я сворачивал папироску, она массировала мне шею, сильно нажимая на биологически активные точки, изгоняя застарелую боль из моих связок и позвоночника. Ее родители были из Бомбея, она сама родилась в Лос-Анджелесе, но она умела искусно наигрывать своими гибкими пальчиками Радху моему Кришне, как будто она была настоящей волшебницей индийских сумерек, женщиной-лотосом, полной поэзии в эротических шатрах и сутрах плоти, хоть и была самоучкой, не закончившей никаких секретных академий Бенара.

Ужасы и боли Нью-Йорка отдалялись, когда мы стояли у нашего длинного кристаллинового окна, близко друг к другу, глядя в зимнюю лунную ночь и видя только наши собственные отражения – высокого светловолосого мужчины и стройной темной женщины – бок о бок, плечом к плечу, в едином союзе против темноты.

На самом деле ни один из нас не считал, что жизнь в городе была обременительной. Как члены все наводняющего меньшинства мы были изолированы от многих сумасшедших проблем, укрывшись дома в максимальной безопасности, защитившись экранами и лабиринтами фильтров, и даже добираясь до своих охраняемых офисов в Манхэттене, прятались в коконы своих радиофицированных автомобилей. Когда нам необходимо было вступить в тесный контакт с реальной жизнью города – мы могли позволить себе это, а если же нам этого не было нужно, мы опять прятались под охрану.

Мы по очереди курили, ласково касаясь пальцев друг друга, когда передавали сигарету. В те минуты она мне казалась совершенством, моя жена, моя любовь, мое второе я, умная и изящная, таинственная и экзотичная, с высоким лбом, иссиня-черными волосами, луноликая (хотя луна – и та бывает ущербной), прекрасная женщина-лотос, тонкая нежная кожа, красиво очерченные прекрасные блестящие оленьи глаза, упругая пышная грудь, элегантная шея, носик прямой и грациозный. Как цветок лотоса, голос низкий и мелодичный, моя награда, моя любовь, мой компаньон, моя чужестранка-жена. Через двенадцать часов я вступлю на путь к потере ее.

Может быть поэтому я так внимательно изучал ее в этот снежный вечер. Я ничего не знал о том, что случится, ничего, решительно ничего. А я должен был знать.

Исступленно размякшие, мы уютно устроились на шершавой желто-красной кушетке перед окном. Полная луна заливала город холодным прозрачным светом. Медленно кружась, падал снег. Из окна через залив нам были видны светящиеся башни деловой части Бруклина. Далекий экзотический Бруклин, мрачный Бруклин, в красном оскале клыков, с острыми когтями. Что происходило сейчас в джунглях нищих грязных улиц, расположенных за блестящим фасадом возвышавшихся над портом зданий? Какие увечья, какие ограбления, какие перестрелки, какие выигрыши и какие потери? Пока мы уютно отдыхали в теплом счастливом уединении, менее привилегированные переживали все «прелести» этого печального района Нью-Йорка. Банды семилетних мародеров свирепо обстреливали снежками, спешащих домой вдов на Флатбуш Авеню, мальчишки, вооружившись автогенными горелками, весело перерезали прутья клеток со львами в зоопарке, а соперничающие группы юных проституток, с голыми ляжками, в безвкусных утепленных нижних юбках и алюминиевых коронах, проводили порочные атаки на своих территориях на Гранд Арми Плаза. Все это благодаря тебе, добрый старый Нью-Йорк. Все это благодаря тебе, мэр Ди Лоренцо, мягкий румяный нежеланный лидер. Все это благодаря тебе, Сундара, моя любовь.

Это тоже правда Нью-Йорка – красивые молодые богачи, спрятавшиеся в безопасности своих теплых башен, творцы, изобретатели, оформители, избранники богов. Если бы нас здесь не было, это был бы не Нью-Йорк, а только большое и злобное поселение страдающей неуправляемой бедноты, жертв городского холокоста; преступность и грязь не делают Нью-Йорк. Должно быть также и очарование и, к худу или к добру, Сундара и я были частью этого.

Зевс с шумом бросал пригоршни града в наше непроницаемое окно. Мы смеялись. Мои руки скользили по маленькой гладкой с твердыми сосками безупречной груди Сундары. Большим пальцем ноги я нажал на кнопку проигрывателя и из него полился глубокий музыкальный голос Сундары.

Магнитофонная запись из «Кама Сутры». "Глава седьмая. Различные способы ударить женщину и сопровождающие их звуки. Сексуальные взаимоотношения можно сравнить с ссорой любовников потому, что небольшое раздражение так легко вызывает любовь и стремление со стороны двух объятых страстью индивидуумов быстро перейти от любви к гневу. В напряжении страсти один часто ударяет любовника по телу. Частями тела, по которым нужно наносить эти удары являются плечи, голова, пространство между грудями, спина, лоно, бока. Есть четыре способа ударить возлюбленного: тыльной стороной руки, слегка согнутыми пальцами, кулаком, ладонью. Эти удары болезненны и часто заставляют человека вскрикивать от боли. Есть восемь звуков приятной агонии, соответствующих различным видам ударов. Эти звуки: «хин, фат, сут, плат».

Я касался ее кожи, ее кожа касалась моей, она улыбалась и шептала в унисон со своим записанным на пленку голосом, но сейчас с глубоким придыханием: «Хин… Фуут… Фат… Сут… Плат…»

8

На следующее утро в половине девятого я был в своей конторе. Хейг Мардикян позвонил точно в девять.