Гюнтер Браун - Хомо пипогенус эректус

Ирреверзиблуса смутила оценка Радарро.

- Но далеко не просто полностью исключить критическое мышление при столь высоком интеллектуальном развитии.

- Вы же ученый с межпланетным именем. От вас никто и не ожидает решения простых задач.

- Но надо считаться и с тем, что любой прогресс науки рождает негативные последствия. Добра без худа не бывает.

- Боюсь, вы неправильно меня поняли. Я очень высоко ценю ваши достижения. А.П. - великолепный экземпляр, я хотел бы предложить внести лишь кое-какие незначительные изменения. Прежде всего - он должен уметь размышлять только в области науки и техники. Таким, какой он сейчас есть, я не хотел бы его пускать в серию. Честно говоря, он быстренько подмял бы нас под себя, и в конце концов именно мы стали бы ему чистить ботинки... Новый тип пипо должен быть другим.

- Есть процессы, которые необратимы. - Ирреверзиблус пронзительно смотрел на господина Радарро.

- Каждый прогресс можно повернуть вспять, - настаивал Радарро. Возьмите, к примеру, историю. Там очень часто развитие происходило как вперед, так и назад.

- А вы возьмите, к примеру, китов! - возразил Ирреверзиблус. Когда-то они жили на суше, но из-за непрерывного пребывания в море приобрели все признаки рыб. И хотя все еще называются млекопитающими, они навсегда останутся морскими животными и больше никогда не вернутся на сушу.

Радарро уверен был, что Ирреверзиблус просто не хочет менять А.П. (хотя и мог бы!). И опять ему почудилось в Ирреверзиблусе что-то дьявольское - особенно его уши, заостренные кверху и бросающие на стены комнаты огромные тени... Его охватил страх перед профессором, и он только сказал тихо:

- Как минимум А.П. надо подрезать крылья...

- Этим вы не вернете хомо пипогенуса эректуса в первоначальное состояние! Вам придется жить с ним - с таким, каков он есть.

И действительно, А.П. не допустили к массовому изготовлению. У нас есть один экземпляр, и этого достаточно, решила комиссия, которую созвал Адам Радарро. Но А.П. ничуть не чувствовал себя уязвленным, что его не хотят изготовлять серийно, и жил припеваючи в доме Плануса Ирреверзиблуса.

- Поскольку я существую в одном экземпляре, - сказал он как-то профессору, - и являюсь единственным и неповторимым, мой долг состоит в том, чтобы сохранить на века хоть что-нибудь от моей единственности и неповторимости. А самый лучший для этого способ - тот, который вы называете аморальным.

Ирреверзиблус никогда и не помышлял лишить А.П. любовных утех. Но они сопровождались весьма огорчительными обстоятельствами, поскольку любовь А.П. происходила не в кровати, приглушенная покрывалами, одеялами, подушками, перинами, и не в укромном уголке, а сопровождалась до сих пор неизвестным людям ужасающим шумом. Уже в послеобеденные часы, когда наступала тягучая дремотная атмосфера, клонящая Ирреверзиблуса в послеобеденный сон, и он ложился в постель, вдали вдруг раздавалось хлопанье крыльев, которое все приближалось, приближалось и наконец словно буря обрушивалось на дом...

Потом на какое-то мгновение все стихало. Но профессор знал, что больше сон к нему не придет. Начиналась дикая перебранка. Голоса слетевшихся самочек пипо становились все более пронзительными. Измученный Ирреверзиблус желал только, чтобы Август как можно скорее подошел к окну и пригласил к себе одну из них, лишь бы споры поутихли.

Но облегчение наступало ненадолго. Спустя минуту-другую в комнате над Ирреверзиблусом начинался страшный шум, который Август тактично пытался заглушить звуками электрического музыкального устройства. Однако шум пробивался сквозь музыку - хотя бы потому, что был безошибочно ритмичным, и потому, что возгласы самочки были намного пронзительнее любой электрической музыки.

Август тоже издавал звуки, которые далеко отклонялись от тех, что по плану творца должен был производить хомо пипогенус эректус. Это были, как казалось Ирреверзиблусу, однозначно первобытные птичьи крики, и, таким образом, его угнетал не только шум, но и мысль, что творение его генетически стоит на весьма слабых ногах и грозит внезапно вернуться в первобытно-птичье состояние.

Но особенно мучительно было неизменное повторение процедуры: сначала пронзительные перепалки самочек пипо на крыше и деревьях, которые окружали дом, потом короткая обманчивая тишина, во время которой Ирреверзиблус погружался в полусон, а затем танец над его головой, который иногда начинался уже на лестнице и бурей проносился по всем комнатам.

Вначале Ирреверзиблус (человек, безусловно, терпеливый) думал: раз уж послеобеденный сон потерян, он, изменив распорядок дня, сможет отдохнуть в другое время, а отдых ему, поскольку он уже был в годах, время от времени был необходим. Но Август растягивал свои процедуры до самого захода солнца. После этого Ирреверзиблус лишь время от времени слышал хлопанье крыльев; но перед самым восходом, когда сон профессора был особенно сладок, самки пипо, не дождавшиеся своей очереди, поднимали убийственные вопли. После этого Август Пипогенус кричал им что-то непонятное - и шум постепенно стихал.

За завтраком Август выглядел бодрым, полным сил и энергии. Он опустошил две большие банки меда и два пакета вафель, а омлеты накладывал себе в большие миски. Вежливо спрашивал Ирреверзиблуса, как тот спал. Темно-коричневые блестящие его глаза казались озабоченными...

Ирреверзиблус выругался, прикрывшись салфеткой.

- Я сплю все хуже, и, думаю, самое лучшее было бы оборудовать для тебя отдельный дом, где тебе прекрасно бы жилось.

- Ах, - отвечал Август, - мне и здесь живется превосходно!

Ирреверзиблус хотел спросить, будет ли он и в дальнейшем вести столь интенсивную половую жизнь. Ведь должен же он когда-нибудь отдыхать? Но потом вспомнил, что сам наградил пипогиго повышенным интересом к вопросам размножения, поскольку раньше они были очень ленивы в любви.

- Тебе стоило бы поберечь себя...

- Нет, - возразил Август. - Это самый лучший способ оставаться бодрым и свежим.

- Бодрым - для чего?

- Увидишь, и наверняка тебя это порадует.

- У нас разный стиль жизни, - сказал Ирреверзиблус, который рядом с Августом П. выглядел бледным и морщинистым. - Нам надо найти какой-то компромисс.

- Я считаю, - заявил Август, - это для тебя нужно где-нибудь подыскать дом. Здешний тебе не подходит.

Но этого Ирреверзиблус не хотел допустить ни в коем случае - и не только потому, что как старый человек был привязан к своему обиталищу. Ему не хотелось выпускать из виду Августа П. Он был из того щепетильного сорта ученых, которые считают себя ответственными за свой продукт.

"Возможно, действия моего Августа столь мучительны для меня потому, что я тихо лежу и бессильно внимаю всем этим звукам? Лучше бы мне самому собирать общество для того, чтобы не обращать внимания на шум и иметь возможность отвлечься".