Игорь Росохватский - Ураган

Бен тщательно осмотрел расщелину между камнями, около которой нашел пластик. Вскоре он обнаружил куст антисирени с обломанными ветками. А вот и вывернутый камень, обросший скользким мхом. Похоже, что Петр поскользнулся на нем и упал. Скорее всего, он падал на правый бок, иначе камень был бы вывернут в другую сторону. А на правом боку — рация.

Конечно, Бен понимал, что все эти его заключения могут оказаться ложными, если хоть одно наблюдение истолковано неправильно. Он просто разрабатывал оптимистический вариант ситуации, при котором Петр не послал сообщения на корабль только потому, что повредил рацию. Если поломка была серьезной, то вряд ли Коперник сумел бы ее устранить. Бен не раз удивлялся неприязни Петра к технике. Коперник хорошо знал в ней только то, что ему, как командиру, нельзя было не знать. Например, систему управления, обеспечения безопасности. Но все это знал и Бен, хоть ему вовсе не обязательно было знакомиться с этим. А вот в радиотехнике Петр, что называется, «плавал втемную», полагаясь на помощников и учебники. И всюду, где руки командира не могли справиться с наладкой приборов, ему на помощь приходили длинные сильные пальцы Доброго Бена, Бена Радио. Они подобно чувствительнейшим приборам чуяли микроны неточностей и словно бы сами собой находили наилучшее положение среди путаницы проводов и тесноты деталей.

Бен часто удивлялся беспомощности и неповоротливости командирских рук и думал: «Как завинтить гайку, знает всякий, да не всякий ее завинтит. Простой вроде бы вопрос: что важнее — знание или умение? Ведь можно приобрести знание и не уметь применить его в деле. Частенько стали встречаться «кабинетные ученые», и в Копернике есть что-то от них. И все же, если бы опять пришлось выбирать командира, я бы голосовал за него. Только за него, как тут ни прикидывай. К кому же еще пойдешь за советом, когда по-настоящему «прижмет», а «часы двенадцать бьют»? И лишь он, Коперник, может тебя понять так, как ты сам себя не понимаешь. Он станет на твою течку зрения и терпеливо объяснит, в чем твоя ошибка.

Э, нет, старина, будь справедлив и к остальным. За что обижаешь, например, Ива? Он тоже отличный друг и мудрый советчик. А иногда превосходит Коперника по всем статьям. Значит, дело не только в умении понять другого. Что же еще умеет Коперник такого, чего не умеет никто другой?

Шевели мозгами, а не ушами, старина Бен. Тут тебе никто ничего не подскажет, не разъяснит авторитетно. И как раз вот в этом последнем словечке, пришедшем тебе на ум, скрыта зацепка. Да, для Коперника не существует непререкаемых авторитетов и железных истин. Он всегда готов пересмотреть любой вывод, если окажется, что посылки не верны. Только дай ему факты, а уж он приспустит свои веки, как шторы, и за считанные секунды промоделирует в своем мозгу сотни ситуаций, которые тебе и не снились. Он взвесит каждую, и так и этак, прежде чем выбрать единственную. Э, да может быть, все дело в том, что он умеет думать лучше меня, лучше Ива, лучше Кира… Но и это еще не все…

Он умел нас позлить. И прежде всего тем, что иногда нарочно заострял отношения с людьми. Но вот что удивительно. Коперник часто оказывался неправым в частностях и, как это ни странно, всегда был прав в основном. Пока это основное доказывалось, проходили годы, и все успевали забыть о том, кто впервые выступил с новой гипотезой. И он оставался наедине со своими шишками и синяками, общепризнанным упрямцем, вольнодумцем, бунтарем, драчуном, попирателем основ, возмутителем спокойствия, одним словом — «Коперником».

И мы тоже относились к нему с настороженностью, с подозрительностью. Он раздражал нас своей несговорчивостью, казавшейся высокомерием. Мы принимали за самонадеянность его выступления против целых коллективов, против корифеев — возможно, потому, что сами никогда бы не осмелились на такое. А мы ведь не были трусами. И каждый в глубине души считал себя не хуже других. Он должен был это понимать и щадить нас. Но он не щадил никого. И пожалуй, если говорить честно, мы бы не избрали его ни в Президиум Академии космических полетов, ни в Совет.

Мы изменяли отношение к нему перед полетами, где нас ожидало Неведомое, где нельзя было понадеяться на Корифеев и Учителей, потому что никто из них там не был и, значит, ничему нас научить не мог. От того, кто будет командиром корабля, зависела жизнь всех нас. Потому-то мы и выбрали командиром не Самого Доброго и не Самого Покладистого, а Коперника…»

Рассуждая так, Бен между тем искал и находил новые следы Петра, пока не дошел до мягкого грунта. Здесь имелись явственные отпечатки рубчатых подошв. На лице Бена расплылась обычная рассеянная улыбка: он не ошибся в своем предположении, и рация Коперника замолчала лишь потому, что он не сумел починить ее. А потом начался ураган.

«Командир вынужден был искать укрытие, — подумал Бен. — Но ураган давно кончился, а его все нет. Вполне можно предположить, что он наткнулся на нечто очень интересное…»

У Бена крепла уверенность, что очень скоро он найдет своего командира и получит повод заслуженно отругать его. Что же, такое случалось и раньше. Он скажет: «Когда у человека глиняные руки, он не должен ходить в одиночку…»

Бен настраивал себя на бодрый лад, но тревога не оставляла его. Она шептала свое, и, чтобы заглушить ее голос, он думал о разном, но мысли возвращались к одной точке: «Лучше бы тогда пошел я. Во-первых, я бы починил рацию. А самое главное — пусть бы лучше Коперник организовывал поиски, если бы захотел тратить время на такого ворчуна, как я».

Следы привели Бена к пещере. Он понаблюдал некоторое время за черным прямоугольником отверстия, вызвал по радио корабль и поговорил с Киром. Оставив радио включенным, он стал медленно приближаться к пещере.

Ему почудилось, что там, в темноте, происходит какое-то движение. Это мог быть Петр или тот, кто его пленил. Бен не хотел думать: «убил». Однако на всякий случай приготовил оружие.

Из пещеры вылезло сине-зеленое чудище. С его головы и плечей свисала густая длинная шерсть, за ним, приросшие к ногам, тянулись тонкие лианы. Чудище тащило их за собой, будто каторжные цепи, второй конец которых был привязан за что-то в пещере.

Бен мгновенно вспомнил о предостережении: «аборигены ютятся в пещерах». Выходит, сообщение было принято и расшифровано правильно!

Чудище прыгнуло к нему. Бен отступил и укрылся за большим камнем. Чудище зарычало и остановилось. Оно стояло на двух задних конечностях, а в одной из передних держало короткую дубинку. Веки чудища были прикрыты, и Бен не мог определить, видит ли оно его.

Вот чудище подняло дубинку, из нее ударил луч, задымились камни совсем близко от радиоштурмана, полыхнуло жаром. Будь на месте Бена Кир, он бы тотчас ответил выстрелом. Ив и Петр подумали бы, прежде чем совершить непоправимое. А Бена удержала от ответного выстрела не мысль, а нечто иное. Не зря ведь он назывался Добрым Беном.