Александр Тюрин - Проблема №1

Однако тыл барака прикрывало двое бдительных часовых. Вдоль наружной стены поднималась лесенка к двери в аппаратную, около которой переминался первый охранник. Второй топал туда-сюда у первой ступеньки. Этого обезвредил Уотсон, нырнув под лестницу и вынырнув оттуда, чтобы наложить компресс с хлороформом на внимательное лицо часового. Верхнего же охранника ссадил вниз Холмс, использовав малайское духовое ружье и стрелку, смазанную усыпительным средством.

Товарища Пантелея нашли за кулисами в руководящей позе. Хорошо смазанные сапоги выдавали его и на этот раз.

- Откуда, товарищи? - постарался не обнаружить своего удивления агент ГПУ.

- Мы революционные мусорщики из Уайтчэпела.

- Разве к вам не приезжал уполномоченный? Разве вы забыли, что первый признак революции - это дисциплина передового пролетарского отряда?

- Уполномоченный не приезжал. А мусора у нас выше головы. Мы его даже подвозили со свалки для укрепления наших позиций. Только что нам теперь с получившейся вонью делать?

- Эта вонь деморализует эксплуататоров, - уверенно сказал товарищ Пантелей.

- А нас?

- А нас нет. Не может быть у нас такого ханжеского чистоплюйства, как у имущего класса.

- Убедительно звучит. - Холмс снял носок, также входивший в комплект новой одежды, и поднес к носу «товарища». Тот отшатнулся, чтобы побороть запах, а сынок великого сыщика заговорщицким тоном произнес. - Вы, случаем, не продаете складную баррикаду?

- Ваши документы, - всполошился товарищ Пантелей, почуяв классовым чутьем неладное.

Не получив ответа на свое требование, закулисный деятель позвал подручных, однако никто не явился на зов.

- Товарищ, Пантелей, ждем показаний о том, кто и где вводит психотропные химикаты в лондонский водопровод.

Собеседника из «товарища» не получилось. Он рванулся в сторону сцены, но предусмотрительный Уотсон сделал ему подножку. Рухнувший агент потянул из сапога револьвер, но Холмс выбил «товарищ маузер» окинавским ударом мае-гери. Агент Пантелей заорал, но бурные продолжительные аплодисменты в зале разметали пронзительные звуки его голоса. Возбудитель Ривс на сцене как раз сказал про справедливый рабочий кулак, обрушивающийся на жирный буржуазный загривок.

Наконец агент унялся и заявил вполне спокойно.

- Наклонитесь, я все скажу.

- Очень интересно послушать, - но когда Холмс склонил голову, товарищ Пантелей сунул нож в беззащитный живот джентльмена. Еще немного бы и каюк… однако Уотсон успел использовать зулусский ассегай для нейтрализации агента. Тот дернулся и затих.

- Настала очередь спросить: что вы наделали, Уотсон? - возмутился Холмс. - Если он сейчас уйдет в мир иной - я представляю, какой металлургический рай у большевиков, - нам вовек не найти концов этого преступления.

- Не думайте, Холмс, что вы смогли бы продолжить расследование с дыркой в животе. Нам лучше поскорее осмотреть агента и расстаться с местом происшествия.

- Не могу с вами не согласиться.

Джентльмены срочно вывернули карманы и пазухи одежды у лежачего деятеля международного рабочего движения.

- Тут какие-то ампулы, Холмс.

- Дайте-ка сюда. Анализ, увы, провести мы не сможем. Л вот вколоть больному одну из них мы вполне в состоянии. Шприц у меня всегда с собой, так же как и запасные трусы. - Холмс поспешил с инъекцией.

Вначале ничего существенного не произошло. Затем тоже, за исключением того, что…

- Вы видите, Холмс, какой-то свет над его головой. Не нимб. Там словно открылся люк и появилась смутная фигура, до пояса, с усатым лицом и трубкой в руке.

- Видел и вижу. Если я не ошибаюсь, объемное изображение похоже на одного нынешнего вождя. Все-таки, Уотсон, поглядывайте иногда на черный ход. Кстати, вы верите в разную чертовщину?

- Я приверженец англиканской церкви. Там это не принято. Но посмотрите, тень вождя будто втекает в тело агента.

- Наглядное пособие по вселению сильного в слабого. Ни с того ни с сего смертельно раненный стал беззвучно подниматься и вскоре уже стоял на ногах.

- Где я? - спросил он на английском, но с сильным кавказским акцентом, как догадался Холмс.

- На съезде, товарищ Сталин. Вы собирались сказать нам, где применять средство, а потом идти и выступать. Народ ждет.

- Водонапорная станция на… кхе-кхе. - Полутруп, будто почуяв подвох, смолк и сделал несколько шагов, потом заговорил о чем-то своем. - Ва-пэрвих, я скажу им, что рэшающий пэрэвес сил уже на нашей старане, ва-втарих… - тут сияние над его головой сменилось тьмой, и тело, рухнув, стало совершенно бездыханным и неподвижным.

- По-моему, товарищ Пантелей сам виноват, что у него возникли проблемы, - сказал эпитафию Холмс. - Жизнь все-таки отдал он неизвестно за что, причем в первый раз не чужую, а свою.

- Сматываемся по-быстрому, как говорят наши русские друзья, - шепнул Уотсон.

- Надеюсь, тень вождя будет еще нам полезна. Захватим труп с собой, - неожиданно произнес Холмс ужасные слова».

Михаил Петрович прочитал и хмыкнул. Он хмыкнул дважды. По-моему, до него не все дошло. Или он был несколько хитрее, чем казался на первый взгляд.

– Это критика? - на всякий случай поинтересовался он.

– Это самокритика, - возразил я.

– Не сметь зажимать самокритику, - старец вспомнил какой-то лозунг поросших мхом времен и захихикал довольный.

Затем он ввел меня в мир своей молодости, заполненной не свиданиями на берегу речки, а неустанным истреблением вредного и ненужного элемента. «И что интересно, Борис. Кого-то мы, может, и зря шлепнули, инженера там или физика-химика. Но ведь, в основном, под косилку шли алкаши, тунеядцы, бабы распутные, поэтишки-бездари».

В общем, выделил пенсионер 100000, по-большевистски, без процентов. НО! Какое большое «но». Прямо два столба с перекладиной. Вернее, рукопись Михаила Петровича, которую надо было мне переписать человеческим языком и литературно разукрасить. «Записки старого чекиста» называется, в пятьдесят страниц длиной. Рассказывала она о борьбе со всякой сволочью, которая оказалась недотстреленной и вот нынче распустилась. И еще в ней вспоминалось, что руководство хоть грудью, но обязано было накормить народ, и что Владимир Ильич лишь казался жестоким, он просто любил, когда вес его слушаются. И симфоний у нас было, хоть задницей ешь. Л Лев Толстой крестьян приглашал на барщину лишь три дня в неделю, и еще три дня они должны были читать его сочинения, которые писатель якобы случайно оставлял в поле. Причем, нерадивого читателя нередко пороли на конюшне. И правильно, потому что порядок должен быть и в приобретении духовности…