Александр Тюрин - В кругу друзей
Раздался звон, плеснуло мыслями по сотрясенной голове. Летягин прянул назад и ощутил спиной обращенные на него взгляды прохожих.
– Откуда только такие приезжают. И все им мяса, мяса. Утробы ненасытные...
– Эн нет. Этот местного разлива. Физиономия на обезьянью задницу похожа. Из табуретки, наверное, гонит, Самоделкин хренов...
– Гражданин, вам плохо? Ему плохо!
– Ему очень хорошо... Только спать пора...
– Товарищ, ваши документы.
На этот раз пришлось обернуться. Сержант, скептически оглядев наружность Летягина, смешком встретил протянутый в открытом виде служебный пропуск.
– Фокусничаешь, – сказал правоохранитель краем рта и положил пропуск себе в карман, – пойдем-ка в отделение, – и положил гирю ладони на плечо Летягина.
«Почему именно я?» – спрашивал себя Летягин, маясь на жесткой скамье в ожидании «обслуживания». Как и большинство хороших вопросов, этот не имел грамотного ответа.
Размышления были прерваны сержантом, который ввел Летягина в закуток, где сидел участковый – лейтенант Батищев, и представил как бездокументного, пьяного гражданина, желающего разбить витрину.
– Фамилия, – лейтенант бросил взгляд птицы, питающейся падалью.
– Летягин Георгий Тимофеевич, 29 полных лет, русский, – бойко затараторил задержанный, пытаясь произвести благоприятное впечатление, – образование среднее специальное, родился в поселке Горловка Лебяжинского...
– Помолчи, – почти грустно сказал лейтенант и стал заполнять бумаги, – видишь, тут люди работают.
Наверное, участковый знал о Летягине больше, чем сам Летягин, поэтому задал первый вопрос после того, как исписал полстраницы.
– Давно пьешь?
– Товарищ лейтенант, какое-то недоразумение, я – Летягин Георгий Тимофеевич, никогда у вас, так сказать, на учете не стоял.
– Вот это и плохо, вот это упущение с нашей стороны, – оживился лейтенант. – Взяли бы мы тебя на контроль раньше, сегодня бы ты не пытался у нас витрину разбить и, может быть, вообще находился в другом месте... Постой! Летягин, говоришь, тебя зовут...
Медленно, но верно закрутились колеса, и телега лейтенантской памяти проследовала до остановок под названием «Потыкин» и «Дубилова». Так, Летягин, потыкинский дружок, плохой квартиросъемщик, вредящий соседке – миленькой пампушке Дубиловой.
Лейтенант внезапно встал и скрылся за дверью. Появился он только через психологически тяжелых для Летягина полчаса.
– Есть у меня сомнения, гражданин хороший, на законных ли основаниях были вы прописаны на занимаемой вами жилплощади. Где вы находились 25 апреля 19... года?
Летягин опешил, но загадка далась ему сравнительно легко.
– Скорее всего, в рейсе.
– А прописаны вы были именно 25-го апреля.
Что мог сказать Летягин – ордер не мог ждать, и все операции за него проделал Потыкин.
– Сколько вы ему заплатили?
– За что? Мог он, конечно, пятерку стрельнуть. А потом, в основном, я у него.
– А не был ли вызван ваш визит к Потыкину 10 сентября, накануне его смерти, неурегулированными денежными спорами? Поссорились ли вы в тот вечер? – не обращая внимания на возражения соцвреда продолжал лейтенант. Он так вошел в роль, что речь его стала напоминать звуковую дорожку какого-то кинофильма.
Летягин пугался, пугался и вдруг понял, что пугаться дальше некуда. Вдруг страшно захотелось, чтобы жирный боров лейтенант лежал полуживой тушей, как привидевшийся у витрины телец. «И пусть все уроды хлебают – не жалко. Потом перевязать и на поправку».
– Вы очень тонко ведете следствие, – вдруг заявил Летягин – это у вас, конечно, прирожденное. Как жаль, что ничего уголовного я не содеял и не могу дать проявиться вашему таланту в полной мере. Даже совершенные мною административные нарушения не могут быть покараны, в чем виноваты бюрократическая гниль в порочном союзе с так называемым бардаком. Я ведь вам принесу любую справку, что был здесь или, допустим, на Луне. Все схвачено. Честному милиционеру связаны руки и ноги...
Летягин говорил и удивлялся, откуда в нем способности к лести и вранью. Порой он не находил новых фраз и повторял старые, но лейтенант только кивал, а потом и кивать перестал, а клюнул носом и замер. Летягин уже растерялся, гипнотический дар и поэзия заклинаний никогда не числились за ним, скорее, наоборот.
– Учтите, товарищ угомонился ненадолго, но если сотворить то, что велит ваша совесть, сделается он тихий и послушный, – сказал издалека, а может, изнутри очень резонный голос, – вокруг ведь никого. Отличный момент.
– Цапай мента, цапай, пока не поздно, – возник еще один невидимый собеседник, весьма истеричный и злой.
– Кто вы? – простодушно спросил Летягин.
– Мы – твоя совесть, – слаженным дуэтом ответили голоса.
Летягин всполошился – псих-заболевание стремительно прогрессировало. Но хлопот и так хватало, поэтому он решил не придавать голосам никакого особого значения. «Попробовал бы кто-нибудь Жанну Д'Арк придурочной назвать – крестьяне сразу бы за нее пасть порвали. А ведь у девки и не такие нашептывания случались. Может, у нас с Жанной просто совесть говорливая».
– Ты вооружен, ты отлично вооружен, – не отвязывался резонный голос.
А Летягину ненадолго показалось, как будто его подхватила ВОЛНА и покачала на себе, заодно что-то полезло из челюстей, а язык стал пухнуть. Георгий ткнул пальцем в рот и чуть не поцарапался – клыки уже оснастили его кусательно-жевательный аппарат. Опущенные глаза увидели, что язык свисает теперь ниже подбородка и вдобавок заострился.
Страшное ночное видение, годившееся только на роль вакхического сна-кошмара, переходило в разряд реальностей и требовало себе места.
«Чудовищем быть нельзя – лучше в тюрьму», – лихорадочно прикинул вспотевший Летягин.
«Может, лучше чудовищем – не накладно ведь. А там и до чудотворца один шаг. В тюрягу пусть другие топают», – сказал злой голос.
«Но это не по-человечески», – гаркнул вовнутрь Летягин.
«Человек многогранен. Пора изживать стереотипы... Впрочем поздно, в следующий раз изживешь. Проходит оцепенение у товарища», – резонный собеседник заволновался.
И, действительно, лейтенант уже расправлял, как крылья, плечи с погонами и пялился на Летягина яснеющими глазами.
– Что это у вас там? – запинаясь и теряя пивной румянец со щек прошептал он; задержанный только пожал плечами. – Нет... подождите в коридоре...
Летягин тут же испарился, а участковый стал думать о нем, потирая виски впервые в жизни заболевшей головы.
«Если соединить вместе так называемые укусы клопа на шее Потыкина, визит к нему Летягина, мотивы, которые всегда удается найти, возможно имеющиеся у Летягина специальные приспособления для убийства и гипнотические способности, то получится совершенно неплохая версия. И можно подавать рапорт начальству о переводе на следственную работу, уже с начатым делом, очень неплохим делом. Пожалуй, разговор с Летягиным еще не окончен».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});