Александр Гейман - Жизнь кота

Да, так Крыска - во-первых, Тобик раньше любил забежать к Брату и Бабушке в дом - за своих держал, а тут не пошел, не видел кота, а чуял только - и все равно, сразу признал, что тут уже чужое, нет ему ходу, хозяин есть, забито. Во-вторых, Крыска, уже после всех перетаскиваний вещей из машины наверх, зашла к Бабушке и первый раз увидела на коробе кота, в прихожей у двери, а кот всегда там позицию занимал при звонках в дверь - не удрать в подъезд, так хоть полюбопытствовать на пришедших. Лицо Крыскино приняло выражение той детской зависти, что проступает на лице, когда другому куплено что-то красивое или вкусное, а у тебя нету. "Так от него ведь шерсти много", - "Ничего не много, я его отеребливаю все время!" - "А куда он ходит, это ведь такая возня, песок в коробку все время новый сыпать", - "Зачем песок, мы ему каретку купили", - и Бабушка споро слазила в ванную и показала каретку с решеткой-надставкой. Не сумевши принизить достоинств пушистого Бабушкиного приобретения, Крыска сказала, что заведет такого же - это при Тобике? тебе его мало? не уживутся же! - не уживутся, признала и Крыска, Тобик на старости стал совсем недружелюбен и даже с Боем на даче - обоих брала Крыска - постоянно грызся, а был вдесятеро меньше. И удалилась Крыска с тем же выражением ревнивой зависти на лице, но то её утешало, что кот - глухонемой, как неудачно выразилась Толстая Бабушка, а сделала она это по своей привычке выставлять болячки и напасти, чтобы побудить окружающих к сочувствию и содействию - и такая жизненная стратегия заставляла Брата содрогаться: сочувствие вещь фальшивая, а показывать свои больные места и вообще опасно, жизнь тетка жестокая, по ним же и приложится - да ведь горбатого могила исправит, любила себя пожалеть Толстая Бабушка и других в это вовлечь старалась, - и только головой тряс Брат, негодуя: ну зачем, зачем выполнять делание несчастья, если счастливо жить куда лучше? А что в-третьих, насчет Крыски-то, теперь, иногда пуская Крыскино мясо к себе в морозилку, Бабушка отрезала тут-там по болоньке, незаметной висюльке, мясной полоске - себе никогда не стала бы, а Барсику. Лиха беда начало потом, бывало, и сама соседкин холодильник навещала, и если видела, что можно чуток срезать, то и там срезала. "Барчику мясо украла", заговорщицки-радостно, как об удачной проделке, сообщала Бабушка Брату - и из-за толстых стекол испускала взор восьмилетней школьницы, которая напроказничала с вареньем, а потом ловко выкрутилась и смеется, "тащится" втайне, празднуя свой выигрыш. С этой озорницей-первоклассницей легко было Брату, союзницей ему была против остальных: паникер, нытик, мелюзговый тиран, другие ипостаси Бабушкины - совладай-ка с ними со всеми в одиночку, ну, конечно, и по уму рассудить могла Бабушка, и по совести, если только себе не потакала, а уж это любила.

Вершиной её драматического искусства Брат по праву считал сценку, произошедшую по возвращении из больницы после удаления катаракты во втором глазу, это было ещё до кота. Про свое лечение Бабушка уже успела рассказать тому-другому в подъезде, но, видимо, считала это событие слишком значимым и не снискавшим ещё должного общественного признания. Она заклеила левое стекло своих очков лейкопластырем и почаще стала выглядывать в подъезд на звуки шагов.

- А зачем вы лейкопластырем стекло в очках заклеили? - удивилась пришедшая с каким-то соседским делом Крыска.

- Не хочу, чтобы меня спрашивали, что у меня с глазом, - выдала исчерпывающее объяснение Толстая Бабушка.

Брат, стоявший у Бабушки за плечом, так и покатился, а Крыска, тоже отменный сталкер, женщина ж, только наскоро отмерила понимающий взгляд Брату, и сочуственно закивала головой.

Этой же осенью Барсик стал топтаться. Сперва забирался на руку Брату, вертелся, пристраивался, а Брат не сразу понял - забавно было, поднимет кота на руке-локте, а коту неудобно, он и спрыгнет. Барсик попробовал забираться на Бабушкин ватный халат, Розин подарок, на спинке дивана оставляемый, но тут уж старшие поняли, что к чему, и с халата Бабушка кота погнала. У Брата на кровати валялось желтое покрывало, иногда он под ним дремал - это-то покрывало и повадился топтать Барсик. Делал это кот с большим воодушевлением и очень долго: сначала закусывал середку покрывала и начинал сучить ногами, поворачиваясь на месте справа-налево, из покрывала скручивалась этакая кулема, и тогда кот начинал её разматывать, поворачиваясь в другую сторону, и так мотал витки то посолонь, то против солнца и наконец спрыгивал с кровати на пол, почему-то непременно стаскивая за собой и покрывало, кулемой скрученное - может, просто челюсти сводило, не сразу разжать мог, в раже-то, - а уж потом уходил прочь, равнодушный к предмету своей любви.

Бабушка повадилась было усовещать кота - придет, сядет на табуретку у письменного стола, нагнется ко кровати и выговаривает:

- Тебе не стыдно? А? Не стыдно? Чем ты это занимаешься? А? Бессовестный!

Кот не находил нужным отвлекаться - и то сказать, нельзя, дело-то первостепеннной важности - и продолжал сучить ногами, кругообразно топча Дуньку и лишь изредка бросая на Бабушку равнодушный взгляд. Но уж этот вуайеризм Брат пресекал и выпроваживал Бабушку:

- Иди, иди давай - не мешай! Человек работает!

И пресек Брат - перестала Бабушка ходить смотреть на котовое дрочканье. А желтое покрывало она прозвала Дульсинеей - ну, а Брат опростил это до Дуньки, а раз Дунька, то и Евдокия. Теперь, когда Бабушка окликала Брата с дивана: "Где Барсик?", тот отвечал:

- Трудится. - Или: - С Евдокеюшкой!

В конце концов Бабушка приняла Барсикову Дульсинею, даже хвалить стала:

- Мне, конечно, не нравится, что он топчется, но вот догадался же он, нашел же выход! Нет, умный кот! умный!

Умный кот на первых порах топтался по четыре раза за вечер и восхищал Брата совсем не умом. "Да, - думал Брат, - я в его годы так не мог - чтоб четыре раза почти подряд! Это ведь по сорока минут топтаться - как его ноги держат!"

Конечно, Брат прибеднялся - в юные годы и у него были сопоставимые рекорды. Юность, юность!.. Гормоны! Интерес новизны! Эстафетная палочка новой жизни! Первое прикосновение пальчиком к щелке!.. и не только пальчиком!.. и не только к щелке! эх!.. где ты, романтика? - скрученной Дунькой на полу валяешься, оттоптана и позабыта!..

Весной кот чего-то заболел. Если чумка кошачья, то где бы и заразиться мог? Всю зиму дома сидел, близко никаких кошек не было. Правда, по подъезду иногда спускался поссать на первом этаже у батареи кастрированный кот Шура, пугливый, толстый, непушистый, но хозяйкой все равно любимый. Роза очень смеялась, когда Толстая Бабушка показывала ей Шуру на лестнице и говорила, что этого кота тоже зовут Саша. Но и с Шурой не нюхался Барсик, а вот что-то занемог, не ел почти, в ведро забирался в ванной, клубком сворачивался и спал все дни. А у Брата самого была тяжелая неделя подрядился у приятеля в магазине продавать всякую музыку на кассетах, и боком ему такая торговля вышла: и накололи, один псевдокраснопиджачник, кидала, гондурас, и как-то подвымотался, смены длинные, только ночевал дома.