Сергей Михайлов - Крысы на песке

От падения девушка пришла в себя. Она открыла свои удивительные глаза и без страха посмотрела на Ивана. Он встал и помог подняться девушке.

- Пойдём, - сказал он и протянул ей руку. Она доверчиво протянула ему свою, и он повёл её, расшвыривая ногами прожорливых крыс, в свой мир. Бок о бок, они поднялись на край ямы, и в тот же миг...

...кафельные стены туалета сомкнулись вокруг них. Но девушка не удивилась, она, похоже, всё

понимала и всё знала наперёд. Иван торопливо вывел её в зал и, расталкивая пропахших пивом и рыбой мужиков, направился к выходу.

- Стой! - крикнул Пима и вырос на их пути. - Ты куда это задевался?

- Уйди, - процедил сквозь зубы Иван и отстранил Пиму рукой.

Только сейчас Пима просёк, что за руку Филиппа держится обалденная тёлка и спокойно пялится на него, Пиму. Пима присвистнул и отвалил к своим дружкам.

- Во, секи, какую клёвую гирлу Филипп в сортире подписал! - с завистью произнёс он, толкая в бок Голубого, своего кореша.

- Где? - завертел тот небритой ряхой.

- Да вон, к выходу киляют.

- Ух, ты!..

Иван и девушка вышли на улицу, под мелкий, словно пыль, холодный дождь. Девушка вырвала руку, подбежала к большой старой липе и нежно обняла мокрый ствол. Потом оглянулась и неожиданно улыбнулась. Какая это была улыбка!.. Иван даже зажмурился от ослепительного блеска её неземных очей. Когда он открыл глаза, её не было. Словно что-то оборвалось в его груди и навсегда разбилось вдребезги. Девушка исчезла. Исчезла, как будто её не было вовсе. Исчезла, словно призрак.

- Филипп! - услышал он сзади ехидный, опротивевший до одури голос Пимы. - Познакомил бы с тёлкой, а? Куда ты её дел?

- Да пошёл ты... - прошипел Иван, не глядя на этого придурка, и скривился в брезгливой гримасе.

- Что-о? - челюсть Пимы отвисла от столь неслыханной наглости. Борзеть?

Исчезла! Как он мог её потерять? Ведь он только зажмурился... Словно последняя надежда, она растаяла в свете меркнущего осеннего дня. Да была ли она вообще? Не могла не быть, это он знал наверняка. Искать! Искать, пока не поздно!.. Она где-то здесь, где-то рядом...

Кто-то грубо схватил его под руки и поволок за пивнушку. Дружки Пимы не дремали: видно, были на подхвате. Сам Пима шёл сзади и сокрушался по поводу невоспитанности Филиппа и отсутствия у него понятия об элементарной вежливости.

- Ай, нехорошо! - качал головой Пима, с замиранием сердца предвкушая грядущую расправу. - Грубо, Филипп, и некрасиво. Что-то рано ты борзеть начал. Ну ничего, Голубой тебя поучит вежливости, он в этих делах профессор. Правда, Голубой?

Ряха Голубого сморщилась в довольной ухмылке.

За пивнушкой, среди пустых ящиков и селёдочных хвостов, Ивана прижали к стене и окружили полукольцом.

- Ну что, Филипп? - спросил напоследок Пима, сжимая пальцы правой руки в кулак и тут же разжимая их.

Иван молчал.

Голубой ударил первым. Ударил без злости, без вдохновения, так, скорее по привычке, но ударил тяжело. Потом били другие. Но Пима не бил, он кривлялся, ужом вился у ног своих дружков и затравленно озирался по сторонам. Он нёс какую-то чушь и гадко лыбился.

Туман окутал сознание Ивана, он потерял счёт ударам. До его слуха смутно донёсся приглушённый шёпот Пимы; он увидел его перекошенный рот, испуганные глаза Бублика и кого-то ещё. Его больше не били, били теперь других, кажется, Голубого с дружками. Потом он отключился.

Очнулся Иван тут же, за пивнушкой, сидя на пустом ящике из-под сыра. Рядом курили Назар, Кучер и Турецкий и весело гоготали. Бублик сидел на корточках и участливо заглядывал Ивану в глаза.

- Ну что, Ванюха? - спросил он.

- Нормально, - мотнул головой Иван.

- Жив, Студент? - добродушно спросил Назар.

- Да жив...

- То-то. Крикни, если что, мы подойдём.

И они, не обращая больше внимания на Ивана, скрылись за углом "стекляшки". Бублик и Иван остались вдвоём.

- За что они тебя?

Иван пожал плечами.

- А ни за что. Ты же знаешь Пиму. Сволочь!.. - Иван сплюнул чем-то розовым; только теперь он заметил, что двух верхних резцов у него не хватает.

С этого дня тоска надолго поселилась в его сердце. Что-то прорвалось у него в душе и затопило всего его целиком горячим чувством стыда и горечи. Словно пелена спала с его глаз...

Прошло пять лет.

Иван Нехилый, он же Вано, он же Ванюха, он же Филипп, он же Студент, за это время остепенился, закончил институт, женился, обзавёлся солидным брюшком и тремя дочерьми, и теперь работал простым советским инженером в одном из закрытых столичных "ящиков".

И снова в мире стояла осень.

Иван, как обычно, ехал с работы домой и с грустью вспоминал былые свои пьяные годы, когда жизнь катилась столь бесшабашно и легко, и ни грязь её, ни мерзость не прилипали к душе горе-студента. Нет, не жалел он о той жизни, не желал бы её возврата, совсем наоборот, рад был, что её больше нет и никогда не будет. И всё-таки... всё-таки тогда ему было девятнадцать, а это кое-что значит...

Переполненный вагон метро катил его по подземной Москве сквозь толщу бетона и коммуникаций к далёкой станции на одном из концов многоногого осьминога, нелепые рисунки которого во множестве висят в каждом вагоне московского метрополитена.

Кто-то осторожно потянул его за рукав. Иван оглянулся.

- Это я, - печально сказала девушка.

Да, это была она. Она сама нашла его, спустя годы, спустя сомнения, ожидания и мечты. Она совсем не изменилась, и лишь одежда её стала более земной, хотя и с еле уловимым неземным оттенком. Обыкновенная девушка, ничего в ней особенного. Красивая только...

Иван вдруг понял, что ему нет до неё совершенно никакого дела. Время, видать, взяло своё, перегорел, перебесился бывший студент. Да и семья, заботы разные, работа, новые интересы вытеснили из головы былую блажь. Жизнь его стала размеренной, наполненной смыслом, и не раз в последнее время он ловил себя на мысли, что, может быть, ничего с ним и не случилось, что всё это плод его юношеской фантазии, а Жёлтая планета, неземная девушка, крысы, поедающие жёлтый песок - лишь сон, грёзы наяву... С того самого дня, когда столь внезапно исчезла спасённая им девушка, он так ни разу и не посетил Жёлтую планету, более того, он стал обходить стороной саму "стекляшку". Какая-то сила держала его на безопасном расстоянии от злополучного перехода в параллельный мир, не пускала его туда. А потом... потом и интерес к тому миру потускнел, отошёл на второй план и в конце концов совсем пропал. Другие заботы, другие люди...

- Здравствуй, - сказал Иван и натянуто улыбнулся.

- Ты оставил меня тогда, - ответила она, глядя немигающим взглядом в его глаза. - Ты поступил плохо, но я не сержусь.

- Эх, если б ты знала, как я тогда жалел об этом...