Роберт Силверберг - «Если», 1998 № 03

— Да. Я теперь живу в Лос-Анджелесе. Но вот решила погостить на родине. А ты? Ведь ты — из старших, верно?

— Почему ты так решила?

— От тебя веет древностью. Доолимпийским прошлым. — Она задумчиво позвякала кубиками льда в бокале, сделала большой глоток и посмотрела мне прямо в глаза. — Прометей? Титий?

Я отрицательно покачал головой.

— Все же ты из этого племени. Я думала, вы давным-давно исчезли… Титанов за версту узнаешь — вибрация у них особая. И все-таки, кто именно? Наверное, из самых малоизвестных. Тавмант? Форкий?

— Еще малоизвестнее, — усмехнулся я.

Она сделала еще несколько попыток. Холодно. Холодно. Холодно…

— Тифон, — признался я наконец.

Ужинать мы пошли в город. На узких улочках на нас оглядывались прохожие. Точнее, на Афродиту. На ней было просвечивающее оранжевое платьице, а под ним — ничего, и тем, кто оказывался восточнее нее на ведущей к закату улице, открывалось великолепное зрелище.

— Так ты в самом деле не веришь, что я ищу Зевса? — спросил я.

— Я верю, что у тебя есть дело, которое ты считаешь важным.

— Хорошо, пусть так.

— Зачем?

— Мне это необходимо, — ответил я. — Ничего личного. Просто я родился мстителем. Мое единственное предназначение в жизни — отплатить Зевсу за войну с детьми Геи. Ты же знаешь.

— Тифон, война давным-давно закончилась. Все в прошлом. Да и недолго Зевс радовался победе. — Мы шли по лабиринту извилистых улочек города Миконос. Она указала на симпатичный ресторанчик «У Катерины». — Зайдем? Я тут вчера ужинала — кормят неплохо.

Мы заказали бутылку белого вина.

— А ты выбрал приличное тело, — сказала она. — Не красавец, конечно, но симпатичный. Особенно глаза. Взгляд ласковый, искренний, но при этом еще и проницательный.

Я не из тех, кого легко отвлечь от важной темы.

— Что случилось с олимпийцами?

— Почти все вымерли. Один за другим. От забвения.

— Ерунда. Боги бессмертны.

— Некоторые — да, некоторые — нет. Ты ведь и сам это знаешь. Разве стоглазый Аргус не убил твою Ехидну? А она после этого разве ожила?

— Да, но главные боги…

— Если и живы, то забыты, а забвение — все равно что смерть. Пока ты лежал под Этной, пришел новый бог. Даже войны не было. Просто он появился, а нам пришлось исчезнуть. Уступить место.

— Это я уже заметил.

— Да. Мы оказались не у дел. Ты видел, в каком состоянии наши храмы? Видел, чтобы кто-нибудь сжигал требы на алтарях? Нет, для нас все в прошлом — и поклонение, и жертвоприношения. В далеком прошлом. Мы всем скопом, до последней мелкой сошки, отправились в изгнание, рассеялись по миру. Мне думается, большинство из нас просто решило умереть. Я уже тысячи лет никого не встречала.

— А в последний раз кого видела?

— Аполлона. Он был седой и обрюзгший. И разок заметила Гермеса… да, наверное, тот дряхлый старик был Гермес. Он хромал.

— А Зевс? — допытывался я. — Он тебе не попадался с тех пор, как ты покинула Олимп?

— Нет. Ни разу.

Я поразмыслил над услышанным.

— А как же тебе удалось сохранить столь цветущий вид?

— Я же Афродита. Сила жизни. Красота. Страсть. Все это еще долго не выйдет из моды.

Вокруг нас порхала официантка. Меня переполняли вопросы, но мы отвлеклись и заказали долмаду, жареную рыбу, овощной салат. Обычную греческую еду. И еще бутылку вина. У меня уже гудело в голове. В ресторане было тесно и шумно. Перед глазами все плыло. Изумительные ощущения!

Спустя некоторое время я сказал:

— И все-таки я убежден, что Зевс где-то рядом. Я его непременно найду. Теперь его очередь корчиться под Этной!

— Удивительно, до чего же напоминают мальчишек иные бессмертные боги. Даже такие грозные, как ты.

Я густо покраснел. И промолчал.

— Забудь ты о нем, — убеждала она. — И Тифона забудь. Останься человеком. Ешь, пей, веселись. — У нее блестели глаза. А у меня возникло такое чувство, будто я неудержимо клонюсь вперед, падаю в сладкую бездну меж ее грудей.

— Давай путешествовать вместе. Я научу тебя радоваться жизни. Наслаждаться своим телом. И моим. Скажи, ты когда-нибудь влюблялся?

— Да. Мы с Ехидной…

— С Ехидной! Как же, помню. Вы с ней наплодили целую свору чудищ. Нет, говоря о любви, я имела в виду вовсе не ее. Мы с тобой — на Земле. Я — женщина, ты — мужчина.

— Но Зевс…

— Зевс! — Она состроила гримаску. В ее устах имя владыки Олимпа звучало как непристойное словечко.

Я заплатил за ужин, мы вышли в теплую и ветреную ночь и минут пятнадцать — двадцать бесцельно брели извилистыми улицами. Они нас привели к берегу, в темный, безлюдный квартал, где стояли длинные складские строения, где ширина улиц между ветхими белеными стенами не превышала пяти футов.

Она вдруг повернулась ко мне лицом, порывисто обняла и привлекла к себе. В ее глазах полыхали озорные огни. Ее губы нашли мои. Тихонько шипя, она клонила меня назад, пока я не уперся лопатками в стену. Она прижималась ко мне изо всех сил, и потоки энергии, способные изжарить целый континент, кочевали по нашим телам. Наверное, никто, будь он человеком или богом, не отказался бы в ту минуту поменяться со мной местами.

— Быстро! — прошептала она. — В гостиницу!

— В гостиницу!

Пешком? Еще чего! Вспышка — и нас нет в лабиринте портовых улочек, мы уже в гостиничном номере. И до рассвета мы генерировали энергию такой мощности, что весь островок гудел, и дрожал, и тонул в сладостной буре. Мы извивались, бились, стонали и рычали, с нас текли реки пота, сердца стучали, точно молот Гефеста, а глаза закатывались от упоительного изнурения. Мы позволили себе такую роскошь, как границы возможностей, чтобы наши смертные тела переступили эти границы. Зато мы вновь и вновь пополняли их силы и много раз испытали наивысшее блаженство, прежде чем на востоке, над высоким частоколом стен, заря взялась розовыми пальцами за краешек неба.

Обнаженные, но невидимые для чужих любопытных глаз, мы с Афродитой рука об руку бродили по залитому утренним солнцем берегу кишащего рыбой моря, и она шепотом рассказывала о том, где нам предстоит побывать, и о том, что нам предстоит испытать.

— Тадж-Махал, — говорила она. — Летний дворец махараджи в Удайпуре. Персеполь, весенний Исфахан. Баальбек. И, конечно, Париж. Водопад на реке Игуасу. Синяя мечеть, Фонтаны Голубого Нила. Мы будем любить друг друга в вилле Тиберия на Капри, и между лапами Сфинкса, и в снегах на вершине Эвереста…

— Да, — говорил я. — Да. Да. Да.

И думал при этом: «Зевс. Зевс. Зевс».

И мы с Афродитой странствовали по всему миру и видели все его красоты и чудеса, и было их не счесть. Словом, она заставила меня не думать о моем предназначении. Путешествовать с Афродитой, скажу я вам, это настоящая сказка. Поэтому я позволил себе отвлечься.