Клиффорд Саймак - Большая уборка на Солнце

Я сжал голову руками и застонал. Мне бы теперь бокал пива — Луи так ловко запускал их вдоль стойки — холодненькие, покрытые пышной шапкой пены. Но пиво тут исчезло целые столетия назад. А все из-за солнечных пятен!

Ультрафиолетовые лучи, эндокринные железы и человеческое поведение — на эти ученые слова никто не обращал особого внимания — но эта штуки сыграли с человечеством весьма скверную шутку.

Герб позади меня хихикнул. Я обернулся, как ошпаренный:

— Чего там еще?!

— Бог ты мой, да этот Уош Таббс попал в прескверную переделку.

— Что это у тебя? — увидев, что он читает газету, спросил я.

— А, это? Это та древняя газета, что мы тут нашли. Ну, напечатанная в 85-м. Надо забрать ее и показать Дж. Р. Но сейчас я читаю юмор…

Я хмыкнул, но мысли мои все еще вертелись вокруг Солнца. Все это звучало довольно-таки заумно, но другого объяснения все равно не было.

Несправедливо, чтобы жизнь всего человечества зависела от удаленного на девяносто три миллиона миль куска материи, но как бы то ни было, от Солнца зависит все живое. Уберите Солнце, и жизни не станет — и правы были дикари, поклонявшиеся ему, как божеству.

Услышав сдавленное мычание Герба, я резко обернулся — он уже мне начинал надоедать. Но при виде его лица я почувствовал, что готовые сорваться с губ слова застряли в горле: Герб был белее мела, и глаза его остекленели от ужаса.

Он совал мне газету, бормоча нечто бессвязное и невразумительное, трясущимся пальцем тыча в маленькую заметку.

Я схватил лист и прищурился, чтобы разглядеть поблекший текст, потом постепенно разобрал слова, ощущая, как ужас ледяной волной поднимается и во мне:

«Смерть Лангера.

Джеймс Лангер, осужденный в 1951 году за намеренную порчу машины времени, на которой корреспонденты „Глобуса“ Майкл Гамильтон и Герб Гардинг за год до того отправились в будущее, сегодня скончался в тюрьме Рокки-Пойнт, в возрасте шестидесяти пяти лет.

На суде Лангер показал, что подкупил охранника машины, чтобы тот позволил ему войти в самолет, на котором была установлена машина. Далее он признался, что удалил часть механизма, отвечавшую за перемещение машины назад во времени.

В то время Лаигер работал в „Стандарте“, газете, прекратившей свое существование несколькими годами позже.

Вызванное этим инцидентом всенародное возмущение привело к принятию Конгрессом закона, запрещающего дальнейшую постройку и эксперименты с машинами времени. Изобретатель машины времени, доктор Амброуз Аккерман, умер от горя через две недели после суда».

Несколько секунд я не мог прийти в себя — просто тупо сидел, глядя в пространство, а мои пальцы помимо воли стискивали газету, перемалывая ее хрупкие пожелтевшие страницы в мелкую труху.

Потом взглянул на Герба и, увидев его перекошенное от страха лицо, вдруг кое-что припомнил.

— Так, — выдавил я, задыхаясь от ярости. — Так. Всего несколько рюмашек в ночь перед стартом. Ты встретил «стандартных» ребят и пропустил несколько рюмашек.

Я вспомнил, как Джимми Лангер расхохотался мне в лицо, когда я выходил от Датчмена. Вспомнил, как нервничал утром охранник.

— Ты не пропил свои мозги, а? — просипел я.

— Слушай, Майк… — начал было несколько оправившийся Герб.

— Ты надрался, черт тебя дери! — заорал я. — И все, что было на уме, выплеснулось на твой поганый язык! Ты выболтал этой «стандартной» своре все, что знал. А старик Джонсон послал Лангера сделать это грязное дело!

Ярость переполняла меня.

— Черт тебя возьми. Майк… — опять начал Герб, и уж тогда я ему вмазал. Я дал такого тумака, что он рухнул как подкошенный, но тут же встал и пошел на меня. Наверно, он тоже был вне себя.

Он врезал мне в челюсть, а я влепил ему в глаз, а потом мы заработали, как молот и наковальня.

Герб в потасовках тоже был не лыком шит и передохнуть мне не давал. Я бил его что есть сил, но он возвращался за следующей порцией и несколько раз приложил меня так, что в башке загудело.

Но мне было наплевать — я хотел задать ему такую трепку, чтоб он помнил ее до последнего издыхания.

Драку мы прервали только когда ни один из нас уже был не в состоянии нанести еще хотя бы один удар. Просто лежали на полу, отдуваясь и бросая друг на друга свирепые взгляды. У Герба заплыл один глаз, я не досчитывался пары зубов, а лицо мое словно прошло через мясорубку.

Потом Герб ухмыльнулся:

— Если бы я удержался на ногах еще чуть-чуть, — пропыхтел он, — я бы тебя прикончил.

А я ухмыльнулся ему в ответ.

Пожалуй, нам следовало остаться в 2450 году, там у нас были хоть какие-то шансы. Старый Дэниел Бун знал не очень много, но зато во многих отношениях был цивилизованным человеком. Несомненно, там еще были книги, и можно было бы подыскать много полезных вещей.

Мы могли бы организовать штаб по возрождению цивилизации, хотя тут расклад был не в нашу пользу. С этими солнечными пятнами дело доходит буквально до смеха: как только они перестали мельтешить на поверхности Солнца, то человечество вроде как лишилось чего-то важного — духа прежнего, несгибаемого человека, пробивавшего себе дорогу сквозь столетия, сжав кулаки и не отступая ни перед какими силами зла.

Но мы решили, что человек еще может вернуться. Мы были совершенно убеждены в том, что где-нибудь в будущем отыщем расу, начавшую повторное восхождение.

И отправились по времени вперед. Хотя назад двигаться мы не могли, но уж идти вперед нам никто не мог помешать.

Мы проскочили пятьсот лет и не нашли ничего, ни следа потомков Дэниела Буна. Может, они бросили разведение кабачков и перебрались в места, где охота получше?

Город еще стоял, но камень уже начал крошиться, и некоторые строения рухнули.

Мы перебрались еще на пять сотен лет вперед, и в этот раз из руин на нас набросилась орда дикарей, немногим более развитых, чем племена, бродившие по Европе в начале каменного века. Они вопили и размахивали своими дубинами и копьями, пока мы не разгромили их наголову.

Через две тысячи лет племя исчезло, а на его месте мы заметили какие-то фигуры, крадущиеся пригнувшись среди груд камней на том месте, где некогда был город. Твари эти весьма напоминали людей.

А дальше мы не нашли вообще ничего. То есть, ничего, кроме скелета, напоминавшего человеческий.

И тут-то мы наконец остановились. Двигаться дальше смысла не было, да и горючее в баке самолета подходило к концу.

На месте города высились землистые груды, уже захваченные карабкающимися ввысь деревьями. С шорохом появлялись и исчезали какие-то странные животные. Герб сказал, что это мутанты — он читал о мутациях в какой-то книжке.