Филип Фармер - Дэйр

Уолт Кейдж плеснул в лицо холодной водой из умывальника. Слезы перестали литься, плечи больше не тряслись. Сняв рубаху, он тщательно вымылся до пояса, взглянул в зеркало. На него смотрели опухшие, налитые кровью глаза, но это можно было принять за раздражение от пуха, которым был наполнен воздух сарая, где стригли единорогов. Билл — неплохой парень и не станет болтать о том, как хозяин сорвался. Никто ничего не узнает. И семья не потеряет уважения к нему. Уолту и так непросто с ними. Но мужчина не должен плакать. Никогда. Слезы — это для женщин…

Кейдж расчесал бороду, гордясь, что не поддался новомодной дури и не сбрил бакенбарды. Слава Богу, он не похож на бабу или голомордого сатира! Видно, моду на бритье придумали гривастые…

Надев чистую фланелевую жилетку, свободную настолько, что выпирали загорелые грудь и живот, поросшие седыми волосами, Уолт услыхал сигнал к обеду. Он сменил грязные сапоги на мягкие шлепанцы, вошел в просторную столовую и остановился, обводя взглядом присутствующих.

Его дети стояли за спинками стульев, ожидая, пока он усадит Кейт во главе стола. Быстрым взглядом зеленых глаз Кейдж незаметно пересчитал их: Уолт, Алек, Нэл, Борис, Джим, Джинни, Бетти, Мэри, Магдален…

Два стула за столом пустовали.

Предупреждая его вопрос, Кейт сказала:

— Я послала Тони на дорогу высматривать Джека.

Уолт крякнул и бережно усадил Кейт. Он обратил внимание, что сыпь, появившаяся несколько дней назад, к сегодняшнему дню стала гуще. Если она продолжит уродовать складками и красными пятнами белую кожу Кейт, придется взять жену с собой в Слашларк и отвести на прием к доктору Чандеру. Конечно, только после того, как закончится стрижка.

Когда он сел во главе стола, из кухни, пошатываясь, вышел Ланк Кроатан, прислуга. Он едва не опрокинул поднос с дымящимися шашлыками из единорога на колени хозяину.

Уолт принюхался:

— Опять напробовался вина из тотума, Ланк? По-прежнему трешься возле сатиров?

— Почему бы и нет? — почти грубо ответил слуга, — у них скоро большой праздник. Слепой Король только что узнал, что сегодня вечером его сын и дочь возвращаются с гор. Вы знаете, что это значит: много музыки, много песен, много жареного мяса единорогов и тушеной собачины, а еще — вина, пива, всяких рассказов и плясок. И, — добавил он злобно, — никакой стрижки. Три дня, по крайней мере.

Уолт перестал жевать:

— Они не имеют права. Вийры обещали помочь. Три дня задержки означают, что мы теряем половину шерсти. К концу недели у единорогов начнется линька — что тогда?

Качаясь еще заметнее, Ланк произнес:

— Не беспокойтесь. Они позовут на помощь лесных вийров, и все будет закончено точно в срок. К чему эта истерика, хозяин? Мы неплохо проведем время, потом хорошо поработаем, чтобы нагнать…

— Заткнись! — взревел Кейдж.

— Я говорю, что хочу, — сказал Ланк с достоинством, несколько неубедительным из-за волнообразных движений его тела. — Напомню: я больше не слуга по договору. Долг я отработал и могу уйти в любое время, когда захочу. Так что вы думаете на этот счет, хозяин?

Покачиваясь, он медленно вышел из комнаты. Уолт вскочил так резко, что опрокинул стул.

— Куда идет этот мир?! Никакого уважения к тем, кто его заслуживает! Слуги… Молодежь… — он с трудом подбирал слова, — безбородые… Все молодые парни бреют морды и отращивают длинные патлы… Бабы даже при дворе носят лифчики с таким разрезом, что груди вываливаются… как у сирен! Даже жены слашларкских чиновников подражают им!.. Слава Богу, никто из моих дочерей еще не набрался наглости носить такое!

Уолт обвел взглядом стол. Джинни, Бетти, Мэри и Магдален переглянулись из-под низко опущенных век: теперь уж им ни за что не надеть свои новые наряды на Военный бал! Разве что добавить кружев на низкое декольте… Слава Богу, что портной не успел доставить платья на ферму!..

Их отец взмахнул ножом, облив соусом новую фуфайку Бориса, и заорал:

— Это все штучки гривастых, вот что! Ей-Богу, будь у Людей железо на ружья, мы стерли бы с лица планеты эту безбожную, дикую, голую, развратную, непристойную, ленивую, пьяную, нахальную, вечно толкующую о каких-то договорах, непотребную породу! Взгляните-ка, что они сделали с Джеком! Слишком уж он близко водился с ними: не только выучил говор их ребят, но зачем-то навострился и во взрослой их речи… Их сатанинские нашептывания заставили его бросить работу на ферме — моей ферме! На ферме его деда, царствие ему небесное!.. Как вы думаете, с чего это он рискует своей шкурой, гоняясь за драконом? Да чтобы получить премию за драконью голову и поехать в Дальний — изучать науки у Рудмэна, человека, обвиненного в ереси и сношениях с дьяволом… Ну зачем, зачем ему это, даже если он вернется с головой дракона, а не оставит собственную где-нибудь в глухих дебрях вместе с телом, разодранным в клочья?!.

— Уолт! — закричала Кейт, а Джинни и Магдален громко всхлипнули.

— …Почему бы этому мальчишке не использовать премию — если он ее еще получит — на приданое для Лиз Мерримот? Объединить наши фермы и наши деньги! Она самая красивая девушка в округе, а ее отец — первый после Лорда Хоу богач. Пусть женится и растит детей к вящей славе Государства, Церкви и Бога — не говоря уж о радости, которую он доставит этим нам всем…

Ланк вернулся из кухни с большой тарелкой яичного пудинга. Дослушав тираду Уолта, он закрыл глаза, вздрогнул и громко сказал:

— Господи, избавь нас от сатанинской гордыни! — с этими словами, сделав шаг вперед, Ланк зацепился пальцем босой ступни за шкуру хвостатого медведя на полу и рухнул. Пудинг попал прямо в лысеющую голову Уолта. Горячий густой джем волной потек по лицу и бороде Уолта, измазал свежий жилет. Воя от боли, изумления и ярости, Кейдж подскочил. В этот момент за окном столовой раздался пронзительный крик. Секундой позже в столовую влетел малыш Тони.

— Джек идет! — кричал он. — Джек вернулся! И мы — богачи! Мы богачи!..

Глава 3

Джек Кейдж услышал пение сирены.

Сирена была очень далеко и в то же время близко. Она была тенью голоса, звавшего найти телесную оболочку его обладательницы.

Джек сошел с дороги и растворился в густых зарослях. Впереди двигалась желтая громада Самсона. Рокот струн лиры дробился в зеленом лабиринте. После нескольких крутых извивов тропы, кружащей между огромными стволами, Джек остановился, чтобы оглядеться.

Лес прервался, открыв небольшую поляну, похожую на чашу с рассеянным в зеленом тростнике светом. В центре поляны лежал гранитный валун в два человеческих роста высотой. На вершине валуна было высечено сиденье.