Виктор Поповичев - Синица на ладони
Ладное тело у Клавдии. Груди грушками топорщатся, а ноги в бедрах полные, сила в них чувствуется.
– Ты бы хоть поговорил со мной. Что все молчишь? – Клавдия отвернула лицо от занавешенного окошка.
– Деда разбудишь, молчи, – прошептал Матвей.
– Думаешь, я не понимаю? – вздохнула Клавдия. – Зачем я тебе, деревенщина?.. Только для игры.
Клавдия долго молчала, молчал и Матвей, наслушавшийся подобных разговоров за свою холостяцкую жизнь.
– Плохо обо мне не думай, прошу… Придешь домой, и деть себя некуда… Ты печь переложил, теперь не дымит. Смешно подумать: как дура, каждое утро угол взглядом ласкаю – руки твои к нему прикасались.
– Сама же в город не хочешь. Едем, если на то пошло.
– А деда куда?
Знал Матвей, что никуда Клавуська не уедет из Красавки, потому и настырничал.
– Едем, говорю. Чего ты за деда цепляешься? Люди присмотрят.
Клавдия потянула на себя одеяло.
– Давай спать, вставать завтра рано. Руку подними… Вот так.
«Привыкла ко мне за четыре месяца, – подумал Матвей. – Одинаковые они все… Мне-то какое дело до ваших переживаний? Это ваши проблемы, ваши…»
Он с наслаждением вдыхал запах Клавуськиных волос. «И чем это она голову моет?» – думал он. Вроде и шампуня приличного не видно… Завязывать надо с этой женщиной. Может, нахамить, чтоб доброй памяти о себе не оставлять?.. Он прикрыл глаза и стал вспоминать прежних женщин. Вдруг почувствовал, как на его дубленую кожу скатилась горячая слезинка: не спит Клавуська. «И пусть не спит, пусть сама решает свои проблемы», – подумал Матвей, засыпая.
У палатки шабашников шел разговор об оставшемся от строительства гаража кирпиче.
– Может, присоветуете, что из него построить? – спросил председатель красавинского колхоза.
– Коттедж можно сварганить, – предложил Матвей. – Хоть один приличный дом в деревне будет.
– Опять ты со своим коттеджем… Кому в нем жить?.. Бери Клавуську – вам отдам… Чего нос воротишь? – Председатель достал сигарету, помял ее в пальцах и за ухо сунул. – Чего молчишь?
– А не обманешь? – усмехнулся Матвей.
– Зачем мне тебя обманывать? Женись… Огород дадим, вернее, землю… И без нитратов картошку жрать будешь, и никакой хреновины у детей не будет – у нас про аллергию и не знает никто. Может, пристройку к свинарнику сделаете? Хватит кирпича?
– Плати деньги – будет, – сказал Дмитрий. – Нам без разницы.
– А за коттедж много возьмете? – Председатель достал новую сигарету и опять, помяв, сунул ее за ухо.
– Шесть косых – под ключ сделаем, если материал есть.
– А ты? – Председатель повернулся к Сергею. – Ты как? Не хочешь Елену за себя? Коттедж отдам и деньгами не обижу.
– Да чего ты сватаешь, – хохотнул Дмитрий. – Найдешь кого-нибудь из молодых в городе – с жильем туго всегда было. Еще и выбирать будешь – набежит желающих.
– Знаю, знаю, что найдется народ. Только… будет ли жених Клавдии? Мается тут меж стариков… Шесть тысяч, говорите?
– Не меньше, – сказал Дмитрий. – Мы в Эстонии десятка два таких построили.
– Хорошо. Подумаю немного, посоветуюсь, – сказал председатель. – И ты, – посмотрел на Матвея, – подумай. Если что – на обзаведенье… Обижен не будешь.
И пошел, не оглядываясь, что-то ворча себе под нос.
К Николаю Кондратьеву приехал в гости дед, решил внука проведать и об одном деле по просьбе председателя потолковать. Выпили бутылочку вина, поговорили о политике, о ценах на продукты.
– Шабашники, что гараж строили, подрядились коттедж делать, – сказал дед Николаю. – Как у тебя с видами на жилье?
– Лет десять ждать надо. Туго. – Николай махнул рукой.
– Давай в Красавку?.. Подпишешь договор – поселишься в хоромах. Председатель так и сказал – мол, согласится Колька, пусть приезжает. И деньгами обещал помочь. Небось есть невеста в городе?
– А чего он деревенским не предложит? В гараже дружок мой бывший горбатится.
– Предла-гал, – сморщился дед. – Кому охота из своих домов? А старикам – тем более… Да. – Дед достал из брючного кармана стопку трехрублевок: – Твои деньги, за гаражные работы, – положил их перед Николаем. – Соглашайся.
– Жилищный вопрос – дело серьезное, – сказал Николай. – А не обманет председатель с коттеджем?
– Поезжай в Красавку и подписывай договор. И торопись, потому что председатель может отдать хоромы другому.
– Надо подумать. – Николай обвел взглядом свою комнату. – В общаге, конечно, не мед… Подумаю.
– И чего тут размышлять? – вздохнул дед. – Скворечники, а не жилье. То ли дело – свой дом. И как вы тут живете?
Лунный свет серебрит посох бабки Агафьи. Не отстает Ленушка, ступая следом за ворожеей.
К шалашу подошли. Старуха села на березовую чурочку, а Лена быстро с себя все скинула и на колени опустилась. Заструился из-под рук бабки Агафьи пьянящий медовый аромат, вздрагивала Ленушка от прикосновений осторожных пальцев. Тело ее силой наполнялось.
– Мать – бела береза, серебру одежд твоих – слава, животворящему соку в недрах твоих – слава, – шептала ворожея древние, как само болото, слова, веря в их чудотворную силу. – Вознеси ветвями своими мольбу небесам. Пусть они заступятся своей благодатью за девицу невинную, чтоб услыхала она шелест ветвей…
Ходила старуха вокруг Ленушки, шептала. Иногда останавливалась, низко кланялась и вновь слова шептала.
Словно в забытьи девушка. От запаха медовой мази в сон стало клонить, глаза закрывались, тяжесть на ресницах.
Сегодня дольше, чем всегда, ходила ворожея вокруг девушки, и поклоны сегодня небесам – ниже, до самой земли.
– Все, – сказала ворожея, остановившись. Тряхнула девушку за плечи. – Ступай, – на шалаш показала.
Встала с колен девушка, покачиваясь на стройных ногах, к шалашу подошла. Присела. Одну ногу в воду опустила, за ней вторую, вот и по пояс в воде. Глянула на старуху. А старуха пальцем по горлу провела, и опустилась Лена в пахнущую прелыми листьями воду по самую шею. Закрыла глаза, и будто из далекой дали голос ей послышался. В памяти лицо всплыло. Родное лицо с глазами испуганными. Шептали что-то озябшие губы. Больно от этого шепота…
– Мама?! – вскрикнула девушка, пулей выскочила из ямы и за старуху схоронилась. – Там… – задрожала вся и на шалаш рукой показала.
Смеется ворожея:
– Где?.. Примерещилось тебе.
– Кто-то но-гу, хва-тит ме-ня. Пой-дем до-мой, – лепетала девушка и все за старуху хоронилась.
– А и верно, пойдем, – поднялась старуха, опираясь на посох. – Легко ли тебя твой язык слушается?
– Ой! – вскрикнула Ленушка. Посмотрела в смеющиеся старухины глаза и несмело улыбнулась, прикрывая рот ладошкой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});