Н Никандров - Проклятые зажигалки !

- Ого, как ты медленно зачищаешь медь! - раздалось в этот момент над ухом Данилы возмущенное удивление отца. - Об чем же думаешь, когда работаешь? Об альбомчиках, об кисточках, об красочках? Я уже все 15 ниппелей нарезал, а ты все еще с корпусами возишься! Когда же у нас что будет, если мы так работать будем!

- Поспеем, - с тяжелой миной на лице ответил Данила и энергичнее налег на шабор, на наждак, на суконку. - Асс-асс-асс... - изо всех сил старался он под неподвижным гневным взглядом отца. - Асс-асс-асс...

- Сколько же штук у тебя осталось чистить? - спросил отец, с насмешливым презрением, почти с гадливостью следя за ним.

- А я считал? - задыхаясь от усердия, ответил Данила и продолжал то тем, то другим скользить по меди. - Асс-асс...

Придавая трубкам готовый, отполированный "фабричный" вид, равно как работая потом и над другими частями зажигалок, он и на самом деле никогда не вел счета готовым вещам, пока число их явно не переваливало за половину. Тогда так отрадно было видеть, что количество неготовых вещиц быстро идет на убыль, приближаясь к нулю! И Данила то-и-дело останавливал свою работу и долго смотрел на остающиеся вещицы, как они выглядят, как мало или как много. Если как мало, то он удваивал свою энергию. Самым любимым, самым волнующим его числом было при этом число три: возьмешь одну вещь в руки, остаются еще две, но так как самая последняя не в счет, значит, всего одна. Одна! Последняя! И насколько во всякое другое время ему нравилось, чтобы отец среди работы вдруг посылал его куда-нибудь по дому или со двора, настолько теперь невозможно было оторвать его от работы над этими двумя-тремя последними.

- Данька, - проговорил отец, заслышав во дворе у ворот шум. - Брось работать, сходи во двор, кажется, там кто-то в калитку стучится. Может, какой заказчик.

- До света заказчик?

- Что же тут такого? Приезжий заказчик может и до света притти, и ночью. Заказчики на зажигалки самые сумасшедшие заказчики.

- Обождет...

- А я говорю: иди!

- А я говорю: обождет! Осталась незачищенная одна. Неужели же одну оставлять, от последней отрываться?

Отец сплюнул в пол, бросил инструмент и пошел через двор в полупотемках сам.

- Такие дети!.. - донеслось уже со двора его горькое восклицание. Такие дети!..

Данила посмотрел настороженными глазами вслед отцу, прислушался, в момент бросил работу, состроил воровское выражение лица, принял воровскую позу, согнулся, вытаращил настороженные глаза, заспешил на цыпочках в дальний угол комнаты, стремительно выхватил оттуда, точно из огня, длинную, медную, похожую на камышину, желтозеленую трубку, выпрямил ее в руках о колено и принялся нервно скакать с ней из угла в угол по всей мастерской, в поисках ножовки, чтобы успеть, пока не вернется отец, отрезать и для себя несколько корпусов. Но ножовки нигде не было. Отец, очевидно, намеренно припрятывал ее от сына. Тогда Данила быстро снес медную трубку обратно, а сам, с побледневшим лицом человека, охваченного беспредельным отчаяньем, с налета схватил со своего стола два готовых, сияющих, как золото, корпуса, сунул их сперва в карман, потом сейчас же перепрятал в американские боты. Через минуту он уже продолжал свою работу. Позже он таким же образом доберет для себя остальные части зажигалок, а вечером снесет их своему постоянному покупателю, лотошнику. Неужели за свой каторжный труд, не предусмотренный никакими законами, он не имеет права на этот маленький добавочный доход? У него талант, и деньги ему нужны на приобретение красок, кистей, холста...

Отец возвратился, испытующе нюхнул воздух, бросил короткий подозрительный взгляд на сына, потом остановился и пересчитал глазами, сколько корпусов на столе.

- О! - вскричал он в ужасе и жалобно сморщил лицо, точно у него сию секунду вытащили из кармана кошелек. - Нельзя на минуту отойти от него, за ним все время надо следить! А где же еще две трубки? Было 15, теперь 13! Это ты взял?

- А на кой они мне? - огрызнулся Данила и налег на инструмент, на медь.

- А где же они? - настаивал отец.

- А я почему знаю? Может, закатились куда.

Вид у Данилы был деловой.

- Как это так закатились? - покраснел и загорячился Афанасий. - Может закатиться ролик, может закатиться колпачек, винтик, пружинка... Но корпус вещь большая, тяжелая, видная, она не закатится! И почему у нас всегда пропадает не одна какая-нибудь часть зажигалки, а полный комплект частей на целые зажигалки?

Данила закончил последнюю трубку, в знак протеста против подозрений отца с силой хватил этой трубкой о стол, энергично подтянул почти до самых подмышек штаны, чтобы не мешали сгибаться коленам, и упал на четвереньки на пол. Большой, жирный, перекатываясь по полу на круглом животе с боку на бок, как белуга по морскому дну, он поплыл, кряхтя, под стол, под станок, под лавки...

- И нигде не видать, проклятых! - доносился оттуда, из тесноты и темноты, его удивленный сдавленный голос и слышалось, как старательно водил он там шершавой ладонью по сорному полу.

- Брось!.. - наконец, махнул на него рукой отец с глуповатой улыбкой человека, сознающего, что его явно дурачат. - Брось комедию строить!.. Чорт с ними, с двумя! А то ты будешь за ними на карачках полдня лазить!.. Украл, и больше ничего!..

- Кто, я украл? - спросил Данила, высвобождая из-под лавки свою большую, красную, натруженную голову, всю в медных стружках и паутине.

- А то кто же, я, что ли, их украл? - презрительно полуобернулся назад Афанасий, поплетясь к станку.

- Стой! - перегородил ему дорогу Данила, встал перед ним, вытянул вверх обе руки. - На, обыщи! - налезал он животом на отца. - Обыщи, если я украл!

Отцу было стыдно обыскивать сына, он отмахнулся рукой и сделал попытку отойти прочь.

- Куда же ты бежишь? - наседал на него сын, поднимая руки все выше. Обозвал и бежишь? Ты сперва обыщи, потом бежи, раз обозвал! На, ищи!

Припертый животом сына к станку, отец отвернул вбок лицо, искаженное брезгливой гримасой, и проводил руками по карманам сына, ногам, животу, спине, но нигде ничего не было.

- Ну? - вызывающе спрашивал сын, багровый и дрожащий от волнения. Ну? Что? Как? нашел? Ищи хорошенько!

- Куда-нибудь запрятал, - спокойно, но убежденно проговорил отец и принялся за работу.

- А ты видел, что я прятал? - приставал к нему Данила, в сильной нервной горячке уже и сам поверивший, что те две трубки украл не он, потому что вообще-то он не вор. - Нет, ты только скажи, ты видал, что я прятал? Ты не отмахивайся руками, ты отвечай, как человек: ты видал? А то как же ты можешь говорить, если не видал? Вот что главное! Если бы ты видал, а то ты не видал! - болтал и болтал Данила одни и те же слова в каком-то тяжелом дурмане. - Если б, допустим, видал...