Конрад Фиалковский - Меня зовут Мольнар

- Я не хотел вас обидеть, профессор, - сказал Дорн. - Впрочем, думаю, вы смогли бы работать и сейчас. Такие вещи не забываются.

- Пожалуй, не смог бы. Я слишком стар. А вы слишком молоды, чтобы это понять.

- И все-таки я думаю, что я прав.

- А может, у вас просто нет выбора.

- Не понимаю.

- Что же вы еще можете делать, будучи объектом на ферме Эгберга!

- Я... Я не объект. Я здесь работаю.

- Но вы здесь живете и никогда не выходите отсюда.

- Я считаю, профессор, что любой молодой врач, который хочет чего-то добиться, должен несколько лет проработать как я, быть всегда на месте, все делать собственными руками.

- Вы врач?! Не острите, юноша! Вы экспериментатор, вы худшая разновидность экспериментатора, которая когда-либо существовала! Вы экспериментируете на собственном виде, на людях, которые могли бы быть вашими друзьями, родственниками, детьми. Пересадка мозга, изменение индивидуальности. Человек постепенно перестает быть собой, начинает чесать за ухом или ощущать жажду, стоит вам нажать кнопку. С отвращением отворачивается от любимой или способен разодрать ей глотку, если вы сделаете соответствующее движение пальцем.

- Вы преувеличиваете, профессор!

- Нет, я говорю правду, и только правду. Все, что я думаю об этих экспериментах и таких людях, как вы. Я не искажаю этой правды, как это делаете вы.

Дорн не ответил. Он положил в карман белого халата карандаш, который до этого вертел в пальцах, и вышел.

"Теперь он будет размышлять над тем, что я ему сказал, - подумал профессор, - разумеется, если такие люди, как он, вообще размышляют над тем, что делают".

* * *

Под вечер он выходил в сад и, пока еще было тепло, прогуливался по узким аллейкам среди кустов, а когда жара спадала, ложился на траву или на каменный бордюр бассейна и смотрел на небо. Часы проходили, и, когда начинало смеркаться, он возвращался в свою комнату, куда Джосп приносил ему ужин. Когда Джосп уезжал на небольшом крытом брезентом пикапе, ужин приносила Мейдж. Она ставила поднос на столик, иногда справлялась, как Мольнар себя чувствует, но всегда делала это уже в дверях, когда выходила. Она не глядела на экран или в выпуклые линзы видеопередатчиков, но Мольнар и без того знал, что объективы аппаратов смотрят на них глазами Эгберга, а может, Дорна. Лишь Джосп, казалось, не замечал их, но он был не объектом, а человеком, для которого мир не кончался за оградой института. Он был исполнителен, силен и курил те же сигареты, которые когда-то курил Мольнар. Их дым оставался в комнате, когда Джосп выходил, и Мольнар чувствовал их запах еще ночью, засыпая. Однажды он взял одну сигарету из пачки, которую Джосп положил рядом с подносом. Поискал спички, но их не было. Джосп щелкнул большой бензиновой зажигалкой, и Мольнар почувствовал во рту вкус дыма.

- Доктор не разрешает, да? - спросил Джосп.

- Нет. Сам бросил.

- Я не могу. Когда-то пробовал. А сигареты ничего. Я их покупаю в городке, контрабандные.

- Да, но для этого надо туда ездить.

- Э, не жалейте! Вонючая дыра.

- Но вы можете ездить дальше.

- Не могу. Доктор не позволяет. Все мы здесь должны быть всегда на месте.

- А сам он ездит?

- Когда-то ездил к семье, недалеко отсюда, пятьдесят миль. Теперь и он не ездит.

- Почему?

- Не знаю. Говорят, развелся с женой.

- А в действительности?

- Он со мной не делится, - Джосп взял поднос.

- А вам еще не надоело?

- Немного. Но здесь хорошо платят. Где-то ведь надо работать.

- У вас здесь много работы.

- Все делаю. Сами видите.

- У вас многосторонняя квалификация. Институт - это почти фабрика, по крайней мере по количеству потребляемой энергии.

- Не надо преувеличивать.

- Хотелось бы мне когда-нибудь взглянуть на вашу аппаратуру.

- К сожалению, это невозможно. У нас на этот счет есть точные инструкции. Какая-нибудь авария, и большинство экспериментов пришлось бы прервать. Не говоря уж, о биологическом материале, который здесь довольно дорог. Разумеется, у нас есть гарантия.

- Аварийная установка?

- Да.

- Ясно. При небольшой мощности это самый простой выход.

Джосп внимательно посмотрел на Мольнара.

- Мне говорили, вы нейроник.

- Мало ли что говорят. Моя специальность гораздо ближе к вашей, чем вам это кажется, - Мольнар сказал это, не раздумывая над тем, что говорит. Он уже думал о другом: о небольшой мощности, потребляемой институтом, и понял, что один из них - Эгберг или Джосп - говорит неправду. "Я это выясню", решил он, даже не заметив, как Джосп вышел.

Мейдж он встретил на следующий день в саду.

- Мейдж... У вас есть немного свободного времени?

Она остановилась в нерешительности, потом не очень уверенно ответила:

- Мне надо быть в секретариате.

- А может, вам неловко разговаривать со мной здесь?

- Нет, почему же.

- Мне казалось, что мы теперь редко встречаемся.

- У меня масса работы.

- Я не отниму у вас много времени. Я хочу знать только одно. Лично вы испытали когда-нибудь на себе результаты исчезновения поля?

- Я нет, но Бертольд...

- Мы сейчас говорим не о Бертольде. Сами вы никогда ничего не замечали? Головокружение в частично экранированных помещениях или что-нибудь подобное?..

- Нет. А почему вы спрашиваете?

Мольнар ответил не сразу.

- Я скажу вам, - решился он наконец. - Я подозреваю, что этого поля вообще нет.

- То есть как нет?

- Просто нет. Точнее, оно существует только в вашем воображении и воображении еще нескольких объектов фермы, как вы их называете. Это гениальная по своей простоте выдумка Эгберга.

- Что-то не понимаю.

- Но это же просто. Скажите, остались бы вы здесь, несмотря на все обязательства, данные вами перед операцией, если б не поле?

- Ну, разумеется, нет! Ах... понимаю! Вы думаете, он мог бы так поступить? Убедить нас в существовании поля, которого в действительности нет?

- Мог бы наверняка. Вы не знаете своего шефа.

- И. вы убеждены, что он именно так поступил?

- Нет... Честно говоря, нет. И поэтому, я хотел бы предложить вам проделать один эксперимент.

- Чем я могу вам помочь?

- Вы спуститесь в бункер, Мейдж, на две-три минуты, не больше. Если с вами ничего не случится, вы будете свободны.

Она внимательно смотрела на него.

- Я думаю, войти туда - значит умереть. А я не хочу умирать.

- Вы хотите остаться здесь до конца жизни? Несколько дней тому назад...

- Тогда у меня был тяжелый день. Иногда это бывает. Но я хочу жить, даже здесь, если нельзя иначе.

- Слушайте, Мейдж. О смерти нечего и говорить. Я буду вас страховать снаружи. И просто вытащу оттуда, если вы потеряете сознание. За одну секунду не умирают. Я обвяжу вас веревкой и вытащу.