Питер Филлипс - Сновидения - святое дело

- Твои возможности не беспредельны, Нельпар, - тихо изрек он. - Твои направленные только на внешние проявления сущего глаза слепы по отношению к мукам творчества; для тебя хрустальные звезды всего лишь блестки на платье продажной женщины, и ты отваживаешься осмеивать боговдохновенное безрассудство, которое только и превращает жизнь в нечто большее, чем простое переползание живого существа из материнского чрева к могиле. Срывая покров с тайны, ты не тайну уничтожаешь - ибо тайн бесконечное множество, как и покровов, их скрывающих, как и миров внутри других миров или в параллельных вселенных, но - КРАСОТУ. А уничтожая красоту, ты губишь душу свою.

Эти последние его слова, хотя и очень тихо произнесенные, были подхвачены изгибами стен гигантского туннеля, усилены ими, затем приглушены, в результате чего возникло пульсирующее повторение их, сначала громкое, затем тихое, этакое реверберирующее, гипнотическое эхо: "...губишь душу СВОЮ, ГУБИШЬ душу свою, губишь ДУШУ..."

Красвелл простер вперед руку с мечом. В голосе его звучало нескрываемое ликованье.

- Вот этот покров, Нельпар - и ты должен сорвать его, чтобы он не стал твоим саваном. МГЛА! Обладающая разумом мгла твердыни!

Должен признаться, что тогда, пусть хоть всего на несколько мгновений, слова его вызвали у меня легкий приступ головокружения. Я почувствовал себя в его власти, подавленный силой его воображения. И впервые в полной мере ощутил на самом себе все могущество его таланта.

Но также понял, насколько жизненно необходимо для меня дальнейшее самоутверждение!

А тем временем на нас накатывался густой сизый туман, клубы его медленно поползали к нам, заполняя туннель до самого потолка, протягивая к нам скользкие цепкие щупальца.

- Мгла существует за счет ЖИЗНИ самой, разглагольствовал Красвелл. Питаясь не плотью, а той жизненно важной субстанцией нематериального свойства, что оживляет любую плоть. Я в безопасности, Нельпар, ибо обладаю Мечом. В состоянии ли твоя магия спасти тебя?

- Магия! - надменно произнес я. - Еще не изобретено ядовитое вещество, способное проникнуть сквозь противогаз системы "Марк-8"!

Как одевать противогаз - сначала маску на лицо, затем ремешки за уши. - О, я еще не позабыл столь привычную прежде процедуру!

Поправил поудобнее маску.

- А если это не газ, - добавил я, - то на сей случай у меня припасено вот что.

С этими словами я потянулся рукой за спину, отстегнул наконечник и перекинул шланг через плечо в положение "Товсь".

Индивидуальным огнеметом я пользовался только раз в жизни - на маневрах, но приобретенный тогда опыт навсегда запечатлелся в моей памяти. Оказавшаяся у меня сейчас модель огнемета была поистине великолепной. После выброса первой же струи маслянистой жидкости, мгновенно рассекшей воздух всеиспепеляющим огненным мечом длиной в десять метров, мгла свернулась в клубок и откатилась туда, откуда появилась. Только куда быстрее.

Я сбросил постромки.

- Вы когда-то служили в армии, Красвелл. Помните?

Сияющая прозрачность стен неожиданно замутилась, и за ними на какое-то мгновение промелькнуло крупным планом, как в плохо сфокусированном кадре кинопроектора, квадратное лицо напряженно переживавшего происходящее Стива Блэйкистона.

Затем стены восстановились и Красвелл, все еще бронзовый гигант с голыми руками и ногами, хмуро поглядел на меня.

- Ты говоришь как-то странно, о Нельпар. Мне кажется, ты владеешь такими тайнами, понимание которых совершенно для меня недоступно.

Я придал своему лицу то дежурное выражение, к какому всегда прибегаю, когда заведующий спортивной редакцией пытается осведомиться о моих расходах, - выражение недоумения, обиды и откровенной мольбы не докучать мне.

- Ваша беда, Красвелл, заключается в том, что вы знать ничего не хотите. И даже не делаете попыток хоть что-нибудь вспомнить, имеющее отношение к миру реальности. Именно из-за этого вы и находитесь сейчас здесь. Но жизнь не так уж плоха, стоит только перестать видеть все только в черном цвете. Почему бы вам не встряхнуться и не пропустить пару рюмок со мной за компанию?

- Не понимаю тебя, Нельпар, - пробормотал он. - Мы ведь еще не завершили свою миссию. Следуй за мной. И он быстрым шагом двинулся дальше.

Упоминание о выпивке стало для меня совсем не лишним в данной ситуации подтверждением того, что с памятью у меня все в полном порядке. И что в туннеле столь же жарко, как и в зеленой пустыне. Я припомнил одну совсем крохотную пивнушку как раз рядом с трамвайным депо на Саучихалл-Стрит в Глазго, в Шотландии. И одного дряхлого старика с рыжеватыми усами, беженца из Норвегии, который внимательно слушал, как я с восторгом расхваливал ему какой-то особо понравившийся мне сорт виски.

- Если вы считаете, что это доброе виски, значит вы не пробовали виски моей собственной возгонки. Ну-ка, пригубите вот отсюда, приятель...

Он извлек старинную флягу и щедрой мерой плеснул золотистой жидкости в мой стакан. Ни до того, ни после никогда я не пробовал столь восхитительного нектара.

Внезапно я обнаружил, что едва поспеваю за Красвеллом в нашем переходе по туннелю. Я почти уже представил себе стакан, но своевременно передумал, заменив его старинной флягой, которую я поднес к своим губам. Воображение - в самом деле, очень замечательная штука.

Откуда-то издалека донеслись до меня слова Красвелла. Я почти совсем позабыл о нем.

- ...Возле Зала Безумия, где удивительно необычная музыка насилует разум, сказочные мелодии сначала чаруют, а затем убивают, разрывая клетки мозга причудливым смешением ультравысоких и инфранизких частот. Прислушайся!

Мы достигли конца туннеля и остановились на самом верху косогора, который, расширяясь, полого спускался вниз, а подножье терялось в сизоватой дымке, напоминавшей дым миллионов сигарет, которым был как бы заполнен огромный круглый зал. Дымка эта непрерывно клубилась под воздействием случайных медленных токов воздуха, время от времени открывая на противоположной стороне зала затейливое сооружение из вертикальных труб и множества разнообразных рычагов и кронштейнов, кажущееся из-за немалого до него расстояния совсем небольшим, но которое на самом деле - в этом не было ни малейшего сомнения - было огромным.

Добрая дюжина самых больших в мире органов, раскатанных в один, показалась бы крошечным фортепиано у подножья этой башни возвышавшейся музыкальной машины.

На многочисленных консолях этого исполинского органа, каждая из которых - это было прекрасно видно даже издалека - состояла из по меньшей мере шести-семи органных клавиатур, восседали какие-то экзотические созданья со множеством конечностей - то ли пауки, то или осьминоги, то ли гигантские полипы - я даже не переспросил у Красвелла, как он их назвал... Я просто слушал...