Неизвестен Автор - Дом

Хохотушка Мари, чей беспечный нрав, казалось, не могли смутить даже зловещие события последних дней, висела под потолком комнаты. Опрокинутый стул валялся на полу. Посмотрев на страшное лицо удавленницы, Дюбуа понял, что смерть уже прочно вступила в свои права и бесполезно пытаться оказать помощь.

- Чертов ублюдок! - заорал предприниматель. - Где ты прячешься?! Выходи - или ты боишься встретиться со мной лицом к лицу?!

- Что вы, что вы, мосье, - произнес подошедший Леруа. Он старался говорить спокойно, но голос его дрожал. - Здесь никого нет, кроме нас. Это же самоубийство, вне всякого сомнения самоубийство...

Дюбуа повернулся к нему. Увидев выражение его лица, мажордом отшатнулся.

- Самоубийство?! За каким дьяволом, по-вашему, ей вешаться?

- Кто же знает... Девушки в таком возрасте... Какие-нибудь амурные неурядицы...

- Отправляйтесь за врачом, - Дюбуа взял себя в руки. - И если, вернувшись, вы не застанете меня в живых, знайте, что это - не самоубийство.

Вскоре после ухода Леруа Жаннет пришла в чувство.

- Это правда? - спросила она. - Мне не померещилось?

- Нет, - ответил Дюбуа, - к сожалению, нет.

- Бедняжка Мари... Ну теперь-то мы уедем отсюда. Уедем немедленно.

- Уедем... - рассеянно отвечал он, озираясь по сторонам, словно затравленный зверь. Делец, проворачивавший миллионные операции, управлявший жизнью многих людей, впервые за многие годы был напуган по-настоящему. Все предыдущие смерти имели разумное объяснение; но гибель Мари была настолько нелепой, иррациональной...

Доктор, однако, не проявил особенного удивления - равно как и инспектор, с которым он, очевидно, уже поделился своими сведениями.

- Бедняжка Мари, - повторил Клавье слова Жаннет. - Если бы я знал, что она пойдет на это...

- Что, что вы хотите сказать? - нетерпеливо воскликнул Дюбуа. - Это самоубийство?

- Несомненно.

- Но мотив?

- Вчера Мари попросила осмотреть ее... Она была беременна.

Дюбуа вдруг почувствовал идиотское желание воскликнуть: "Я тут ни при чем!" Вместо этого он обратился к Леблану:

- Но, инспектор, если ваша гипотеза о мстителе верна, то ему ничего не стоило повесить служанку, инсценировав самоубийство.

- Я вполне согласен с доктором, - ответил Леблан, заканчивая осмотр тела. - Видите ли, когда человека вешают против его воли, ему либо связывают руки, либо предварительно приводят его в бесчувственное состояние. Очевидно, в обоих случаях жертва не может схватиться за веревку. Напротив, самоубийцы обычно рефлекторно делают это в последний момент, отчего на руках остаются соответствующие следы, каковые и присутствуют в данном случае... Конечно, в отсутствие мотива это не было бы стопроцентным доказательством, однако информация доктора...

Жалость Дюбуа к Мари мгновенно улетучилась.

- Ей не следовало делать это в моем доме! - зло воскликнул он.

- Не думаю, что она специально хотела доставить вам неприятности, покачал головой доктор. - Вероятно, это было внезапное импульсивное решение. Должно быть, гнетущая атмосфера дома послужила толчком...

- Оставьте мой дом в покое! "Гнетущая атмосфера", "дом смерти" - это все идиотские выдумки, и я докажу вам всем, что здесь можно жить самым прекрасным образом!

Как только посторонние удалились, Жаннет обеспокоенно спросила:

- Жак, ты ведь не собираешься здесь остаться?

- Разумеется, мы останемся.

- Но ты обещал!

- Я думал, что мы имеем дело с чертовски ловким и коварным убийцей. Но оказалось, что Мари никто не убивал, а значит, и опасности нет.

- Нет опасности?! Пять смертей за две недели!

- Это всего лишь крайне неприятное совпадение. Ну и не совсем совпадение... Каждый следующий несчастный случай взвинчивает нервы людей, повышая тем самым вероятность новой трагедии...

- Ты можешь сколько угодно рассуждать с умным видом, но я здесь больше не останусь.

- Жаннет, надо потерпеть еще какой-то день. А там прибудут новые слуги, и жизнь войдет в нормальное русло. Нельзя сейчас бежать; надо сломать эту традицию нарастающего страха...

- Я уезжаю, Жак, уезжаю немедленно. Если ты не хочешь ехать, я еду одна.

Дюбуа потерял терпение.

- Можешь ехать куда угодно. Мне не нужны истерички. Если ты уедешь сейчас, между нами все будет кончено.

- Жак, не говори так... Я хочу быть с тобой... но только не в этом доме. Мне страшно, Жак... очень страшно...

- Ты под моей защитой!

- Есть вещи, над которыми даже ты не властен...

- Ну, хватит этой суеверной чепухи! Я прошу... я требую, чтобы ты осталась. Нет? Ты хорошо подумала, чего лишаешься? Все еще нет?

Он подошел к ней и с размаху ударил по щеке. Ему и прежде, хотя крайне редко, приходилось пользоваться этим средством, чтобы одернуть ее. Тогда это помогало.

Жаннет отвернулась и заплакала.

- Прощайте, мосье Дюбуа, - сказала она.

- Леруа! Леруа! - закричал взбешенный предприниматель. Появился встревоженный мажордом.

- Отправляйтесь в деревню и наймите кого-нибудь, кто отвезет мадемуазель в город. Прямо сейчас.

- Бесполезно, мосье. Теперь, на ночь глядя, никто не согласится оказывать вам услуги. Может быть, подождать до утра?

- Я сказал - сейчас! Если никого не сможете нанять, повезете ее сами! Все, ступайте с глаз моих! Оба!

Дюбуа остался в огромном доме один. Черная безлунная ночь окутала поместье, угрюмый лес, проходящую через лес дорогу... Затрещав, погасла свеча, оставив владельца дома наедине с темнотой и безлюдьем. Снова издалека донесся волчий вой; на этот раз, как почудилось Дюбуа, в нем звучала не тоска, а торжество и одновременно мрачная угроза. Он представил себе, каково слушать этот вой одинокому путнику там, в холодной и неприветливой ночи, и содрогнулся.

Экипаж катился по ночному лесу. Слева и справа высились во мраке стволы старых деревьев, помнивших, вероятно, еще первого графа де Монтре; длинные корявые ветви кое-где переплетались над дорогой. Холодный ночной ветерок шептался в листве, шевелился в кустах; где-то глухо заухал филин. Леруа, правивший лошадьми, непроизвольно поежился. Казалось невероятным, что где-то существует расцвеченный огнями Париж, что в кабаре и ресторанах сейчас кипит веселье, что на дворе прагматичный девятнадцатый век; здесь, в лесу, все было словно пропитано духом древности, духом давно миновавших времен - или, скорее, вневременья, застывшей и окостеневшей вечности. Леруа, наверное, не очень бы удивился, если бы навстречу из-за поворота выехал рыцарь в латах или показался средневековый монах в остром клобуке. Он уже сожалел, что взялся отвезти ночью в город любовницу хозяина - как он подозревал, теперь уже бывшую любовницу; если бы он просто объявил Дюбуа, что исполнить его поручение некому, тот, возможно, сказал бы Жаннет: "Добирайся сама, как знаешь", и она, столкнувшись с подобной перспективой, пошла бы на примирение - не на это ли рассчитывал хозяин? Так или иначе, теперь уже поздно об этом думать; вот разве что Жаннет сама попросит повернуть назад...