Игорь Басыров - Сказка о нездешнем городе
Глядя на бродящих по колено в сновидениях изгнанников, Циркулус испытывал раздражающий дискомфорт, поскольку силовые линии местных снов прижимали к земле его семью. Дормия стала непривычно маленькой, и он то и дело смотрел вниз, боясь наступить на нее. Повсюду ему попадались мелкие хибарки, недостроенные шалаши, бесцельно бродящие, оборванные изгнанники. Циркулуса очень удивило то, что во всем поселке невозможно было найти следов какой-либо созидательной деятельности. Только палящее солнце, праздношатающиеся люди, обрывки бредовых бесед...
Пробродив около часа в этом хаосе, Циркулус нашел наконец старейшину поселка. Это был заросший, неузнаваемо грязный изгнанник, едва прикрытый лохмотьями одежды, с постоянно бегающими, мутными глазами. Циркулус содрогнулся. Глаза старейшины напомнили ему единственный глаз Великого Канона.
- А, новенький, - тонким, дребезжащим голосом сказал старейшина, пряча глаза от сумрачного взгляда Циркулуса. - За что к нам?
- Дискредитация звания канонира.
- Ясно. Не ты первый, не ты последний. - Неожиданно старейшина бросился ничком на землю, тело его задергалось в судорожных конвульсиях. Циркулус с удивлением смотрел на него. Ему показалось, что старейшина хочет соблазнить его уменьшившуюся в размерах жену. Но тот поднялся на ноги так же неожиданно, как упал. Теперь он выглядел посвежевшим, точно после купания в чистой, стремительной горной речке. Циркулус заметил, что у старейшины гнилые зубы.
- Я двадцать девятый год в этом поселке. Дольше всех. Зовут Ректификатус. - По-прежнему бегая глазами, он протянул Циркулусу иссохшую руку.
- Где мне жить? - спросил Циркулус.
- Иди туда, - старейшина кивнул в неопределенную сторону, - там есть свободные участки.
Циркулус помедлил.
- Есть вопросы?
- Да... Чем вы здесь питаетесь?
Старейшина странно посмотрел на новичка, пожал плечами.
- Надеждами. И все сыты.
Циркулус нашел себе место на краю поселка, у обрыва. Это был небольшой клочок земли, пять на пять метров, выжженный жестоким солнцем почти полностью. Только кое-где сквозь трещины пробивалась жухлая, желтая травка. С трех сторон этот клочок был окружен участками других изгнанников. Поначалу Циркулус никак не мог научиться различать лица соседей. Забегая вперед, скажу, что он не научился этому и впоследствии. Соседи были до странности похожи друг на друга, были похожи друг на друга их хибары, были похожи их семьи... Когда Циркулусу становилась невмоготу рутина изгнаннического быта, он обращал свой взгляд в четвертую сторону. Там открывалась прекрасная картина: плоская равнина, на которой располагался Поселок Изгнанников, круто обрывалась и внизу простиралась безбрежная даль. Эта даль была необходима зажатому среди хибар Циркулусу не только для духовной услады, но и для нормального существования его семьи. Не имея возможности бороться с силовыми линиями изгнаннических снов, направленных в сторону Нездешнего города и прижимавших к земле Дормию с детьми, Циркулус направил свое личное поле сновидений вниз, в обрыв, обеспечив тем самым нормальное функционирование своей души среди всеобщего помешательства. В итоге через некоторое время он пришел к выводу, что низ есть тот же самый верх, а точка отсчета не имеет решающего значения, ибо высота столба снов в том и в другом случае одинакова. В новой точке отсчета даже были определенные преимущества, так как раньше сновидения находились над Циркулусом, а теперь Циркулус находился над сновидениями и в каком-то смысле уподоблялся Канону. Разве что глаз у Циркулуса было вдвое больше.
Циркулус всерьез занялся изучением своего нового положения. Вскоре он обнаружил, что в этой ситуации, помимо плюсов, присутствуют и минусы. Так, например, намечалась реальная угроза того, что жена, прежде бывшая для Циркулуса верным другом и помощником, теперь очутится в положении подневольном и зависимом. Ведь она по-прежнему могла существовать только в сновидениях своего мужа, но, помимо этого, теперь находилась ниже и в пространственном отношении. Эта несуразность вывела Циркулуса на глубокие теоретические рассуждения на тему: может ли материя быть выше духа и сохранить при этом свое качество? По некотором размышлении Циркулус пришел к выводу, что это возможно при условии, если материя достаточно цивилизованна.
Покончив со сложными теоретическими вопросами, Циркулус перешел к более насущным проблемам. Это было характерно для него - наперекор всему человечеству идти от сложного к простому. Итак, от вопросов бытия Циркулус перешел к проблеме питания. Наблюдая за своими безликими соседями, он убедился в том, что они действительно ничего не едят. Время от времени, словно подражая своему старейшине, они бросались на землю и совершали конвульсивные телодвижения, и Циркулус понял смысл этого странного деяния. Если над Нездешним городом сновидения размывались в пространстве, то здесь они были сконцентрированы в очень узком воздушном слое над поверхностью почвы; концентрация надежды в силовом поле сновидений была невообразимо велика, местами доходила до ста процентов, и тогда бестелесная надежда превращалась в полновесные калории. Ими-то и питались изгнанники.
Этот расклад пришелся Циркулусу не по нраву.
- Вы питайтесь чем хотите, а я буду есть огурцы, - ворчал он, устраиваясь на своем пятачке. Возвышенной душе Циркулуса ничего не стоило извлечь из сновидений разбросанные там овощи, тем более что теперь он был над сновидениями. Хотя суд и вынес приговор о конфискации огурцов, привести его в исполнение было не так-то просто. Попробуй конфискуй огурцы, растасканные по чужим снам. Это ведь не по квартирам шарить! Но, как и следовало ожидать, у Циркулуса процедура изъятия не вызвала затруднений. Это еще раз подчеркивает верность мысли, гласящей, что наша надежда покоится на тех людях, которые кормят себя сами.
Одним словом, в Поселке Изгнанников Циркулус устроился совсем не плохо. Правда, начались некоторые трения с соседями. Уподобившись (в какой-то мере) Канону, Циркулус настолько увеличил потенциал поля своих сновидений, что соседские хижины сами собой сдвинулись на несколько метров в сторону. Их обитатели вылезли на свет божий и принялись наперебой выражать Циркулусу свое возмущение. Циркулус разводил руками и извинялся, но был не в силах что-либо изменить. Конфликт усугубился после того, как Дормия, вдохновленная силой духа своего мужа, приобрела вполне материальные очертания и взяла за обыкновение разгуливать по поселку, прельщая изгнанников соблазнительной наготой и совершенством форм. Не стоит забывать, что Дормия была родом из снов, поэтому воплощала в себе идеал женской красоты. И одичавшие изгнанники, в мареве надежд забывшие о радостях жизни, забросили своих отощавших на идеалистических хлебах жен и гудящей толпой ходили вслед за откормленной первоклассными мужниными огурцами Дормией, внося дополнительный беспорядок в хаотичную жизнь поселка. В конце концов выведенные из терпения жены стали запирать своих мужей в хижинах, в результате чего поселок обезлюдел. Удивленный этим обстоятельством, Ректификатус лично посетил Циркулуса и потребовал объяснений, но, увидев Дормию, стушевался и какими-то неловкими, растерянными движениями стал поправлять на себе лохмотья, пытаясь прикрыть свое немощное тело и скорбно размышляя о бесцельно прожитой жизни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});