Александр Щеголев - Любовь зверя

Все закончилось за пару секунд.

Товарищ майор упал красиво, ничего не повредил, сохранил в целости голову, суставы, почки, решимость. Он твердо знал, что сейчас надлежит совершить. Только поднимался в этот раз не так упруго, как ему хотелось бы. Стеная, встал на четвереньки, затем на одно колено, расстегнул пиджак и вытащил оружие. "Птенчик" - автоматический, 38-й калибр. На боку сразу стало легко, да и на душе полегчало.

- Стоять, - прохрипел он, хватаясь свободной рукой о письменный стол. - На местах. Не шучу.

Староста тоже знала, что надлежит совершить. Она прыгнула и двумя руками сжала пистолет, сцепив пальцы в замок. Получился живой шар из суставов и жил, в центре которого оказалось устройство калибра 38. Затем сказала коротко: "Х-хат!" Лицо ее по прежнему оставалось спокойным, а руки и плечи вздыбились каменными буграми. Впрочем, ее лицо не было спокойным, что-то в нем сквозило такое... Мгновение - шар распался, и тут же - вопль пронзил ватную атмосферу бункера. Кричал милицейский чин. К несчастью, его ладошка тоже попала под пресс. Он сполз обратно на пол, неотрывно глядя на то, что было когда-то его правой рукой. Звонко упал задушенный "Птенчик" гнутая железяка.

На это потребовалась еще секунда.

Девочка расслабилась, приходя в себя. Она дышала глубоко и ровно. "Что-то такое" медленно сползало с ее лица.

- Помогите, - приказала уже пришедшим в себя подружкам. Втроем они усадили гостя на стул и запеленали его резиновыми бинтами. Тот плакал басом, слабо вырываясь. Впрочем, когда работа была закончена, товарищ майор прикрыл глаза и затих. Очевидно, занялся анализом своей деятельности за истекший период.

Канули очередные секунды.

Староста предупредила закоконированного представителя власти:

- Если подашь голос, сделаю с твоим ртом то же, что с твоей "пушкой".

Внимательно посмотрела на него. На стуле царила полная беспомощность, тогда она осторожно открыла амбразуру. Там визжали:

- Что вы делаете! Не надо!

- Что хочу, то и делаю, - отвечал бодрый тенорок тренера. - Каждый настоящий мужчина всегда делает только то, что хочет. Крепко вызубрили, девчата?

- Пустите! - визжали там.

- Мамочка! - визжали там.

Тренер трудился:

- Не хнычь, сейчас мы тебя пощекочем, смеяться будешь. Застежечку-то дай расстегну! Ну дай, ну дай, ну дай... Нет, рыжая падла, рвать твою паршивую одежду ты меня не заставишь. Хочешь мне неприятностей? Сама расстегнешься, я терпеливый... Смотри-ка, опять промахнулась. Попробуй еще разок стукнуть, может попадешь? Имейте в виду, настоящего мужика обязательно нужно валить с первого удара, иначе он сумеет сделать все, что захочет. Крепко вызубрили, девчата?

Староста наблюдала недолго. Прошептала:

- Ладно, хватит с них, - и впервые улыбнулась. - Ну, учитель постарался, втоптал школят в говно. Классно втоптал, запомнят. - Она пошла, унося улыбку. У выхода остановилась. - Следите за этим. Если что, свистните.

Через положенное число секунд с той стороны стены стрельнула дверь и вновь появившийся женский голос яростно проорал:

- Эт-то что такое!

И сразу настал хэппи-энд. Сначала были непонятные шлепки, кряхтенье, возня. Потом был исчезающий вопль тренера: "Я же шутил, девчата!" Вторично выстрелила дверь, из амбразуры коротко дохнуло воздухом.

- Ну все, зайчики мои, все, успокойтесь.

- Убью его! - простонали в ответ.

Голос старосты стал ласковым:

- Само собой. Только завтра, ладно? Пошли в релаксационную, я покажу вам, что это и где это. Там вы быстренько...

- Убью, убью, убью! - короткий всплеск рыданий.

- Ну, распустили сопли, дуры. Надо было просто выкинуть его отсюда на фиг, как я, видали? Позорище, фу.

- Да-а, так он ведь... Он ведь этот... - А вы - те. Ладно, идем в релаксационную, там поговорим.

Упрямые девичьи сопли не желали так вот сразу исчезать. На фоне влажных всхлипываний возник вибрирующий голосок:

- Тренер наш... он что, больной, что ли? Говорил, тест какой-то будет... Наврал, да?

- Вам еще раз повторить? - спросила староста. - Уходим. У-хо-дим.

Сказала, будто по щеке хлестнула. Широким волевым жестом. Торопится, - вяло подумал майор, - дырку-то от меня не закрыла... Он вдруг очнулся. Он ощутил, как сочатся сквозь его стиснутые зубы стыдные немужские звуки. И тогда он вытолкнул, выхаркал из горла густой спазм:

- Девочки, по ноль-два! Эй, вы слышите?

Но опоздал. Хриплая клокочущая волна ушла в песок: соседняя комната уже опустела. Это свершилось тихо, потому что дверь была прикрыта без эмоций. Замолчала щель в стене, спектакль закончился. Товарищ майор приоткрыл глаза. Две детки-охранницы были в кабинете - сидели на полу. Сидели вольно, изящно. Симпатичные, молоденькие, спортивные, пальчики оближешь. А вот правой руки у товарища майора не было, всей целиком, от плеча. Вместо нее ощущалось что-то большое и бесформенное. Он скосил глаза. Правая рука неожиданно оказалась на месте, это обстоятельство его немного утешило, только кисть была, мягко говоря, повреждена. Очень-очень мягко говоря. По телу металась боль, тугими толчками идущая справа рвалась наружу, но тело было наглухо зафиксировано в тренерском стуле, и боль жгуче тыкалась куда попало - в живот, в пах, в скулы. Резиновый бинт жадно терзал одежду. Пытка... Он попробовал шевельнуться, не разрешив себе стонать. Девочки посмотрели на него, и майор обмяк, опустив веки обратно. Перед глазами заполыхало пламя. Все было бездарно и глупо. Кадр из дурного фильма, конец спектакля...

- Руку, - пробормотал он. - Перевязать надо.

Продолжала быть тишина: никто не шевельнулся, не зашлепал босыми пятками. Тогда он решил не открывать глаз вовсе, потому что ему страстно захотелось целиком сосредоточиться на своей боли, а это дело требовало тьмы и одиночества.

Но умирать было рано: кто-то вошел. Минута молчания, потом в уши вонзился голос, мужской, тоненький - тот же самый:

- Мама родная! Это ты?

10. УЛИЦА

ДЕЙСТВИЕ:

Он, наконец, замерз. Он, наконец, действительно захотел в туалет. Время струилось, как песок - однообразно, серо, мучительно медленно, но ничегошеньки не происходило. Очевидно, чудо обернулось примитивным издевательством. Обещанная охота на женщину-монстра никак не могла начаться, и не было просвета в этом бестолковом ожидании. Над миром висела тоска, нормальное, привычное состояние рефлексирующего интеллигента, когда ясно понимаешь, что подтянуться на перекладине ты сможешь половину раза, и что женщинам ты хронически неинтересен. Комплекс узких плеч. Сидишь на скамейке с дамой, с безнадежно не твоей дамой, и вяло размышляешь, насколько же глубоко тебя презирают. А завтра - коллоквиум...

Он терпел. Потому что рядом... Впрочем, рядом уже нервничали. Вставали, озирались, прохаживались вокруг, поднимали глаза на подмигивающую огнями стену дома. Новые окна вспыхивали редко, наоборот, потихоньку гасли. Дом медленно готовился ко сну. И никакие романтические приключения не прерывали пока этих ежевечерних приготовлений.