Лино Альдани - Тридцать семь градусов по Цельсию

Он все еще бледен, лицо осунулось, под глазами темные круги, но во взгляде светятся ласка и веселье.

Нико берет ее под руку и увлекает за собой, в сторону, противоположную остановке метро.

— Что случилось, Нико? Прогулка к Замкам отменяется?

Нико останавливается возле бара-киоска.

— Давай выпьем по чашечке кофе.

Не спеша наливая кофе, он насвистывает танцевальный мотив, пальцы ритмично постукивают по сахарнице, взгляд скользит по фиолетовой неоновой трубке вдоль стены.

— Так мы поедем к Замкам?

— Конечно. Допьем кофе — и в путь.

У тротуара стоит новехонький красный левакар.

— Вот на нем бы поехать, — со вздохом говорит Нико. — А то трясись полчаса в битком набитом вагоне метро.

Дорис укоризненно качает головой.

— Прошу тебя, Нико, не начинай все сначала.

Они выходят из бара. Нико останавливается возле машины, не спеша обходит ее, любовно поглаживает рукой капот.

— Красивая, правда?

— Очень. Но поторопись. Иначе нам придется стоять всю дорогу.

— Она тебе и в самом деле нравится?

Он вытаскивает из кармана связку ключей и подносит ее к самому носу Дорис.

— А ведь машина-то моя.

Дорис громко смеется.

— Сумасшедший. Тебе бы только шутить!

Но когда Нико вставляет ключ и открывает дверцу, Дорис бледнеет.

— О боже, что это значит?

— Садись.

— Нет, сначала объясни.

— Садись же, садись, потом все расскажу.

Дорис не знает, что ей делать, она с испугом смотрит на кожаные сиденья, на никелированный переключатель скоростей. А Нико уже включил зажигание, на пульте управления зажглись красные и зеленые огоньки. «Нет, все это розыгрыш, сейчас Нико выйдет и скажет, что он пошутил и к тому же весьма глупо, попросит у нее прощения».

— Ну, чего ты ждешь?

Дрожа от страха, Дорис пробралась на переднее сиденье. Нико захлопнул дверцу.

— Красавица, верно? Новенькая, только что с конвейера. Смотри, вот радиоприемник, это ручка обогревателя, сетка для журналов, миниатюрный холодильник. А вот тут свободное место для проигрывателя. Как только накоплю немного денег, поставлю и его.

— Но значит… Значит, это и в самом деле твоя машина?

— А ты думала — моего дедушки?!

Нико включает первую скорость, и машина срывается с места, чуть резковато, как и у всех начинающих водителей. Сквозь стекла кабины дорога кажется огромной сценой, пешеходы, похожие на забавных марионеток, быстро перебирают руками и ногами.

— Нико, объясни же, что произошло?

Левакар мчится в ряду других машин. Нико крепко сжимает руль, беспокойно оглядывается по сторонам, резко тормозит на перекрестках. На поворотах машину сильно заносит.

— Нико!

— Молчи.

Левакар маленький, даже крошечный, но Нико держит руль гордо, словно штурвал могучего парусника. Наконец они выбираются за городскую черту, теперь дома встречаются все реже, им навстречу все чаще попадаются мастерские и заводики, отделенные друг от друга серыми пыльными лужайками, напоминающими старые, дырявые ковры.

Дорога широкая, в четыре полосы. Левакар несется по ней стремительно, с легким комариным жужжанием. Нико вынимает сигарету, закуривает.

— Прибыл вчера, в полдень, — говорит он.

— Кто прибыл?

— Результат анализов.

Дорис радостно прищелкнула пальцами.

— Теперь все понятно. Ты оставил их в дураках? А на отложенные деньги купил машину… Но их все равно не хватило бы даже на первый взнос. Кто же дал тебе недостающие деньги?

— Никто. Хватило моих. Рассрочка на два года. Ежемесячный взнос сорок тысяч лир.

— Ты с ума сошел! Уж сколько раз мы считали, прикидывали, и неизменно выходило, что таких денег тебе из бюджета не выкроить.

— Прежде, но не теперь. Слушай меня внимательно, Дорис. Они меня накрыли, поняла? Анализ дал положительный результат. А они только этого и ждали. Эти кровопийцы потребовали, чтобы я в месячный срок внес штраф. Мне предстояло отдать все мои сбережения. При одной мысли об этом…

— Что ты сделал, несчастный?

— Я написал заявление о выходе из ВМО; по всем правилам, на гербовой бумаге, и отправил его заказным письмом с оплаченным ответом. Отныне я свободен и волен делать все, что захочу!

Они проспорили целое утро, стоя у перил Виллы Альдобрандини, под белым палящим солнцем. Повсюду, на деревьях и перильцах, красовались навязчивые объявления:

— Скажи, — настаивал Нико, показывая на объявления. — Может нормальный человек без конца сносить все это? У меня лопнуло терпение.

Они спорили уже часа два, и Дорис почувствовала, что больше не в силах возражать, доказывать, что он поступил крайне глупо и неосмотрительно.

Горизонт заволокла блекло-голубая дымка, скрывшая море, стену гор и оставшийся где-то далеко позади город. В дубовой роще слышались птичьи трели, неустанное воркованье, шепот листьев… Дорис промолчала. Она обняла Нико и положила голову ему на плечо. Ей больше не хотелось спорить, разбираться, кто прав, кто виноват. Греться бы вот так в лучах солнца и медленно, бездумно спускаться вниз по узкой тропинке в туфовой скале, ступая по вязкой черной земле. Когда они снова сели в машину, ей вдруг без всякой причины захотелось плакать. Сомнения, страхи улетели прочь, рассыпались как непрочный карточный домик, осталась лишь легкая щемящая боль.

— А радио работает?

— Что за вопрос! Здесь все новое, только что с завода.

Нико повернул рычажок, и кабину залила волна звуков. Дорис откинулась на сиденье, закрыла глаза и незаметно задремала, убаюканная мелодичной музыкой, равномерным гудением мотора, легкими толчками на поворотах. Казалось, Нико ведет машину в полной синхронности с невидимым оркестром. Дорис приоткрыла веки — Нико хитро ей подмигнул. Она попыталась ответить ему тем же, но губы расплылись в глупой, детской улыбке. Нико расемеялея.

— Неплохо жмет, а? — сказал он, взглянув на показатель скорости. — А ведь это только обкатка. Подожди, через месяц я всех буду обставлять.

Минут через пять они подъехали к пригородному поселку. На дверях бара висела кукла. Покачивая головой, она протягивала огромную руку к огненной надписи:

— А я закажу двойной черный кофе. И пусть все агенты ВМО лопнут от злости.

Потом Нико зашел в лавку, пропахшую специями и перцем, купил свежий крестьянский хлеб, пакетик маслин, кусок жареной телятины и банку маринованных огурцов.