Ежи Жулавский - Старая Земля (Лунная трилогия - 3)

Различия рас и племен еще, возможно, сохранялись в среде тех, "знающих", которые стояли над блистающей европейской толпой, отделенные от нее непреодолимой пропастью духовного развития. Но и они мало говорили о народности, связанные в единое братство духа и познания.

Но внизу, под толпой сытых и довольных, имелась международная чернь, также отделенная от нее пропастью. Эти люди постоянно и громко возражали против этого, однако все так и осталось. И здесь не помогали ни самые красивые и искренние слова о равноправии, о праве всех на жизнь и благосостояние, об отсутствии слоя угнетаемых! Впрочем, они и не являлись угнетаемыми.

Миллионы машин, служащие людям, в свою очередь нуждались в большом количестве работников для своего обслуживания, работников внимательных, умелых, преданных металлическим безжалостным чудовищам и не думающих ни о чем, кроме как о том, что в данный момент нужно нажать определенную кнопку или переключить рычаг. Эти люди работали сравнительно недолгое время, работа их хорошо оплачивалась, но их мозг, работая только в одном направлении, был удивительно невосприимчив ко всему остальному, делая их совершенно безразличными к тому, что происходит за стенами фабрики, завода и вне круга их ближайших родственников.

Знаменательно то, что они не бунтовали и не поднимались, как рабочие минувших столетий. Им давалось все, что они хотели, поэтому в конце концов они уже перестали желать чего-либо, даже тех вещей, которые с легкостью могли бы иметь. У них не было ни отчизны, так как по обстоятельствам, связанным с работой, их постоянно перебрасывали с места на место, ни своего языка, они общались на неком международном жаргоне, склеенном из разных языков.

Значит, все осталось так, как было! Только границы, за которые некогда так боролись, стали четкими, широкими и более трудными для преодоления с той минуты, когда их существование было в принципе отвергнуто. Прекратился обоюдный напор наружу; общественные слои стали сосредотачиваться и замыкаться в себе, невольно и неосознанно все больше отходя друг от друга.

Все осталось точно так же, как и было. И несмотря на благосостояние, на знания, на свободу печати и почти совершенные законы - сегодня точно так же, как и много веков назад, на Земле жизнь становилась все более мелкой, темной и душной, а в конце ее попрежнему ждала Смерть с вечно закрытым, неразличимым лицом.

А счастье? Личное счастье человека?

О, человеческая душа, ненасытная и неисправимая! Ни наука, ни знания, ни ум - ничто не могло истребить в ее глубине неразумные, смешные желания, пожирающие, как разгоревшийся огонь.

В комнате стало темно из-за туч, которые закрыли Луну. Яцек почти машинально протянул руку и коснулся кнопки, спрятанной в украшающей столик резьбе. На овальном диске из матового стекла в бронзовой рамке засветился цветной портрет: маленькое, почти детское на вид личико под пышной волной светлых волос и темно-голубые, огромные, широко распахнутые глаза...

- Аза, Аза...- шептал он в тишине, ловя взором этот неясный облик.

III

Придя в себя, Матарет в течение долгого времени не мог понять, где он находится и что с ним произошло. Он неоднократно протирал глаза, стараясь понять, действительно ли вокруг полная темнота или его глаза все еще закрыты. Вспомнив, что находится в снаряде, который летел с Луны на Землю, он безрезультатно пытался зажечь электрический свет. Сначала долго не мог найти кнопку - в снаряде все было странным образом перевернуто, а когда наконец нашел, напрасно нажимал на нее пальцем. В проводке, видимо, что-то испортилось: темнота не отступала.

Он начал звать Роду. Долгое время никто не отвечал, но в конце концов он услышал стон, из которого понял, по крайней мере, что его товарищ жив. Ощупью он стал продвигаться в ту сторону, откуда доносился голос. Ориентироваться было трудно. Во время долгого путешествия снаряд, притягиваемый Землей, под собственной тяжестью так вращался, что пол находился у них над головами, а теперь Матарет обнаружил, что ползает по вогнутой стене снаряда.

Он нашел учителя и потряс его за плечо.

- Ты жив?

- Жив пока.

- Не ранен?

- Не знаю. В голове у меня все кружится. И тело болит. И такая тяжесть, такая страшная тяжесть...

Матарет ощущал то же самое, двигаясь с огромным трудом.

- Что произошло? - спросил он через минуту.

- Не знаю.

- Мы были уже рядом с Землей. Я видел, как она вращается... Где мы теперь?

- Не знаю. Может, мы пролетели над ней! Пролетели мимо Земли и теперь несемся дальше в пространство, погруженные в ее тень.

- А ты замечаешь, что снаряд приобрел какое-то странное положение? Мы ходим по стене.

- Какое мне до этого дело? Все равно. Так или иначе - нас ждет неизбежная смерть - на стене или на потолке...

Матарет замолчал, в душе признавая правоту слов учителя. Он вытянулся навзничь и закрыл глаза, поддавшись медленно охватывающей его сонливости, которая, видимо, была признаком приближающейся смерти.

Однако не уснул. В каком-то полусне перед его глазами представали лунные широкие равнины и город у Теплых Прудов, расположенный над берегом моря... Он видел людей, возвращающихся с какогото торжества от ступеней храма, на которых стоял и смотрел вниз насмешливыми глазами высокий человек, называемый на Луне Победителем.

Он даже окликнул его по имени. Раз и другой.

Матарет открыл глаза. Действительно, его окликали.

- Рода?..

- Ты спишь?

- Нет, не сплю. Победитель...

- К черту твоего Победителя! Я зову тебя уже полчаса. Разинь глаза!

- Свет!

- Да. Становится светлее. Что это такое?

Матарет пошевелился и с трудом сел, задрав голову вверх. Действительно, круглое боковое окно при нынешнем положении снаряда находилось наверху и представляло собой медленно светлеющее пятно, окруженное полным мраком.

- Начинается день,- прошептал он.

- Не понимаю,- заметил Рода.- До сих пор мы переходили из света в темноту и обратно в один момент...

В эту минуту вместе со все усиливающимся светом до их ушей донесся какой-то сухой шелест - первый звук, который они услышали снаружи с момента отлета с Луны.

- Мы на Земле! - закричал Матарет.

- Чему ты радуешься?

Но тот уже не слушал. Борясь с огромной тяжестью собственного тела, он подобрался ближе к окну, над которым плыл как будто какой-то туман, иногда настолько густой, что снаряд вновь погружался в темноту. Матарет смотрел, не в силах понять происходящего. В какой-то момент ему пришлось зажмуриться от неожиданно яркого блеска. Туман исчез, и ослепительные лучи солнца упали на круглое стекло. Был явственно слышен свист ветра, пролетающего снаружи.