Виктор Колупаев - Разноцветное счастье

Раз желудочный сок выделяется, значит - приятно, значит - счастье. Это закон. И Семигайло постиг его в совершенстве.

- Послушай, Антон, - сказал я. - Шпарь-ка ты прямо сейчас в испытательный бокс. Эксперимент-то ведь в этом случае закончится удачно.

- Бросьте вы, - ответил Антон. - Хорошая еда - это половина счастья и без эксперимента.

Даже Антон иногда врет. Ведь хорошая еда для него - все счастье. Я сидел с ним рядом и будто нечаянно задел его за рукав. По-моему, его наручный индикатор показывал процентов девяносто. Исключительный случай! Патологический! Еще две порции мяса, и индикатор разлетится от перегрузки.

Наконец, с обедом было покончено. Мы вышли из столовой, купили газеты в киоске и пошли в свою лабораторию.

Карминский переписывал запись результатов эксперимента. Увидев меня, он спросил:

- Что это был за всплеск в конце? Кто или что? Объясни, пожалуйста.

- Идите вы... - ответил я, и он отстал.

Я был груб и понимал это, но ничего не мог с собой поделать. А они сидели и обрабатывали результаты эксперимента. Молча. Не было оживления, как обычно в таких случаях. Меня стеснялись. А мне нечего было делать.

Я бы сейчас ушел, но нельзя.

- Поедешь на рыбалку? - спросил меня Сергей. - Одно место есть свободное. Я домой заезжать не буду. Антон - тоже. Поедешь?

- Нет, - я покачал головой. - И ты не езди. Сегодня у Нины день рождения. Ей тридцать один.

- А, ерунда. Восемнадцать или тридцать один...

- Ей будет приятно, если ты вспомнишь.

- Значит, не поедешь?

- Нет. И вообще учти, что я хочу поздравить ее с днем рождения. И подарить ей цветы.

- Ох и клев сейчас на озере, - вздохнул Сергей.

А ведь они с Антоном всегда ставили сети. При чем тут клев? Не то он говорит.

- Сергей, я поеду к ней.

- Зря. Сейчас такая рыбалка.

Я был уверен, что теперь, после того, что я сказал, рыбалка занимает его не очень. Просто он не хотел поступать так, как не поступал никогда.

Рабочий день кончился. Сергей, Антон и Карминский поехали на озеро. Инга подошла ко мне и молча уставилась на меня.

- Передай Марине, - сказал я. - Домой не вернусь. Не могу.

- Я понимаю, - сказала она.

Я поехал в магазин и купил гладиолусов и флоксов на все деньги, что у меня были. Потом сел в автобус и поехал в пригород Усть-Манска. Туда, где жила Нина.

Я должен, обязан был увидеть ее.

Из города я выехал довольно рано, народу в автобусе было немного, и мне удалось не помять цветы. Больше всего на свете сегодня я хотел сохранить их.

Ее дом был вторым от остановки. Я поднялся на третий этаж, позвонил, и она открыла мне.

В первое мгновение в ее глазах выразилось удивление. Удивление, которое я больше всего любил в ней. Потом она машинально спросила:

- А где Сергей?

- Уехал на рыбалку.

Она как-то потухла. Я протянул букет, который до этого напрасно пытался спрятать за спиной.

- Это тебе, Нина. Поздравляю с днем рождения!

- Спасибо, - сказала она. - Проходи.

И я прошел в комнату. Ее дочь, Наташенька, играла на полу в куклы. Ей было четыре года.

Нина сразу прошла на кухню, словно меня и не было. Я занялся разговором с Наташенькой, который в основном состоял из вопросов: "Почему ты есть? Кто ты такой? А папка еще не пришел? А у Тани головка отпала..."

Я сел прямо на пол. Неудобно играть с детьми, сидя на стуле или на диване. Прошло пять минут, десять. Нина не выходила из кухни. А мы с Наташенькой играли в куклы.

- Нина, - сказал я про себя. - Ты слышишь меня?

И она ответила, хотя я был уверен, что и она не открывала рта:

- Конечно, слышу. Только не заходи на кухню.

Она плакала. Беззвучно. Молча. Самые страшные слезы. А я продолжал сидеть на полу.

- Нина, - сказал я. Но она не могла меня слышать. - Что делать? Я люблю тебя. Так получилось. Я люблю жену одного из своих друзей. Нина. Можешь ты это понять?

- Могу. - Она не ответила вслух, но я расслышал ее.

- Что же мне делать?

- Не знаю...

- Только ты можешь сказать, что мне делать.

- А так ты не знаешь? Ты будешь действовать в зависимости от моего ответа?

Я передвинул куклу в очереди, купил яблок и заплатил за них мелко разорванными бумажками. Наташенька была в восторге.

- Будь мужчиной!

- Это значит - уходи?

- Не знаю. Я сама ничего не знаю.

Она вышла из кухни. Простая, в клеенчатом переднике, с руками, красными от свеклы, и совершенно спокойная.

- Будь счастлива, Нина.

- Спасибо, Саша. Я постараюсь.

И все...

5

Я просидел у обочины дороги под деревом несколько часов. Начало темнеть. Из окна на третьем этаже дома напротив раздавалась музыка, но там никто не танцевал. Да и кому было? Ведь собрались одни женщины. На балкон иногда кто-нибудь выходил, но это каждый раз была не Нина. Хозяйке некогда. На кухню, в комнату, подогреть, остудить, вымыть посуду, посидеть минутку с гостями, уложить спать Наташеньку. И все время казаться веселой. На вопросы: "Куда девался Сергей?" - отвечать шутками. А на сердце обида. Не заслужила она этого. Да и просто неудобно перед подругами.

В свой день рождения Сергей приглашал желающих из нашей лаборатории в магазин грузинских вин. Мы выпивали по стаканчику, поздравляли новорожденного, шли на берег реки, курили, говорили. Потом снова возвращались в магазин. Сергей редко приглашал нас к себе в гости. Может быть, стеснялся. Ведь она, Нина, не инженер, даже не техник. Одного он не мог понять, что она Человек, а это выше всяких чинов и титулов.

После нескольких таких кругов, здорово навеселе, мы разъезжались по домам. Сергей писал нашим женам шутливые объяснительные записки, чтобы нас не особенно ругали за столь позднее возвращение.

На следующий день все начиналось с вопроса: "Ну, как доехали?" Все всегда кончалось благополучно. Иванов рассказывал, как Нина отпаивала его молоком и при этом весело смеялась. Моя Марина, естественно, не приходила в восторг от таких торжеств. Она обычно сонно поднимала голову с подушки и говорила всегда одно и то же слово: "Пришел?" Потом отворачивалась к стене и мгновенно засыпала.

...На кухне задернули занавески. Кто-то в третий раз ставил одну и ту же пластинку.

- Ты все еще здесь? - спросила Нина.

Я не ответил, да она и не спрашивала. На таком расстоянии я ничего бы и не услышал. Это мне показалось, что, на секунду бросив дела, она спросила:

- Ты все еще здесь?

- Ну, хорошо, я отвечу, - подумал я. - Я здесь. Можно, я еще постою.

- Иди домой. Скоро пройдет последний автобус. Марина, наверное, вся переволновалась. Ты тоже ее не жалеешь.

- Ага! Вот здорово! Во-первых, почему "тоже"? Разве дело в том, что Сергей тебя не жалеет?

- Пусть будет без "тоже".

- Хорошо. Но при чем тут "не жалеешь"?