Говард Лавкрафт - Темное братство

Таким образом, мы почти не обменивались взглядами и фразами, когда желаемый полукруг из стульев наконец был образован, после чего все братья расселись на них, а самый старший, как я мысленно определил его для себя, указал и предложил мне сесть на восьмой стул, стоявший как бы в центре образовавшегося полукруга, лицом к остальным.

Я сделал, как мне было сказано, и тут же стал объектом их напряженных взглядов, хотя, следует признать, у меня сложилось тогда такое ощущение, что они смотрели не столько на меня, словно сквозь меня, всматриваясь во что-то, находящееся у меня за спиной.

- Наша цель, мистер Филипс, - проговорил старший, которого я считал именно тем господином, с которым повстречался тогда на Бенефит-стрит, заключается в том, чтобы сформировать у вас некоторое представление о внеземной жизни. От вас требуется немногое: расслабиться и быть способным к восприятию наших сигналов.

- Я готов, - проговорил я.

Я предполагал, что они попросят приглушить свет, поскольку считал эту деталь неотъемлемой частью всех подобных сеансов, однако это не понадобилось. Некоторое время просидев в полном молчании, нарушаемом лишь тиканьем часов в холле и отдаленным гулом городской жизни за окнами, братья неожиданно запели - пожалуй, это слово в наибольшей степени отражало характер их действий. Голоса у них были низкими, можно сказать, даже приятными, а издаваемые звуки казались убаюкивающими, чем-то напоминая колыбельную, и изредка перемежались странными похрипываниями, которые я посчитал словами, хотя, разумеется, совершенно не разбирал их смысла. И само пение, и то, как они его исполняли, казалось мне совершенно непривычным, абсолютно чуждым; интонации были явно минорными, а интервалы между звуками не имели никакого сходства с любой из известных мне земных музыкальных систем, хотя в чем-то все это отдаленно походило на восточную, но никак не западную мелодию.

Впрочем, не успел я как следует вслушаться в окружавшее меня мелодичное звучание, как почувствовал, что со мной происходит нечто совершенно невообразимое: лица всей семерки потеряли былую отчетливость и стали словно расплываться, одновременно соединяясь в некое подобие единого колыхающегося лица, а сам я словно поплыл сквозь развернувшееся передо мной пространство бесчисленных исторических и доисторических эпох. Я понимал, что нахожусь в состоянии своего рода гипноза, однако не испытывал при этом ни малейшего дискомфорта; меня оно абсолютно не тяготило, ибо было совершенно новым, неизведанным ранее, и к тому же довольно приятным, хотя в нем и присутствовал некоторый намек на диссонирующие ощущения, как если бы за пеленой охвативших меня расслабленных чувств смутно маячило что-то тревожное и даже зловещее.

Постепенно свет лампы, образы стен и сидевших передо мной людей стали терять свои очертания, словно растворяясь в небытии, хотя я по-прежнему сознавал, что нахожусь у себя дома на Энджел-стрит; но одновременно ощущал, что каким-то образом оказался перенесенным в иное окружение, и во мне с каждой секундой при виде этой чуждой мне среды все более зрело тревожное ожидание, к которому примешивалось подсознательное восприятие чего-то отталкивающего и даже враждебного. Создавалось впечатление, будто я теряю сознание, находясь во враждебной мне обстановке, и лишен каких-либо средств для возвращения на родную землю - ибо это была явно неземная обстановка, исполненная громадного, поражающего воображение своими размерами величия, но одновременно совершенно недоступная для осмысления силами человеческого разума.

Вокруг меня кружили безбрежные, искаженные и совершенно инородные пространства, а в центре их находилась неплотная группа каких-то гигантских кубов, разбросанных в бездне фиолетового, странно-возбуждающего свечения. Между ними перемещались другие объекты - громадные, переливчатые, морщинистые конусы, базировавшиеся на широких, почти трехметровых в поперечнике основаниях, поднимавшиеся на такую же трехметровую высоту и состоящие из какого-то ребристого, чешуйчатого, полуэластичного вещества. В верхней части из этих конических фигур вырастали по четыре гибких цилиндрических отростка, каждый примерно сантиметров тридцать в толщину и состоящий из такого же вещества, однако на вид более похожие на реальную плоть, отчего я предположил, что сами конусы представляли собой своего рода тела неведомых мне существ, а отростки были их своеобразными членами или конечностями, способными то сокращаться, то вытягиваться, причем подчас на весьма внушительную длину, сопоставимую с высотой самого тела. Двое из этих отростков увенчивались огромными лапами или клешнями, тогда как на третьем был гребень из четырех красных воронкообразных придатков, а четвертый заканчивался внушительных размеров желтым шаром не менее полуметра в диаметре, прямо по центру которого располагались три громадных глаза темно-опалового цвета, способных благодаря своему специфическому креплению поворачиваться практически в любом направлении.

Совершенно зачарованный, я лицезрел это невиданное зрелище, однако одновременно ощущал, что во мне зреет жуткое отвращение при виде этих совершенно чуждых мне существ. Одновременно с этим я словно предвкушал момент неожиданного открытия, способного прояснить мне значение всего этого перемещающегося и шевелящегося кошмара. Со все большей отчетливостью и ясностью осознавая, что двигающиеся конические фигуры с подчеркнутой заботой относятся к громадным кубам, я увидел, что их странные головы были увенчаны четырьмя нежными на вид сероватыми стебельками, заканчивавшимися похожими на бутоны отростками, тогда как с нижней их стороны произрастали восемь извилистых эластичных щупалец буровато-зеленого цвета, которые находились в состоянии постоянного змееподобного движения, растягиваясь и сокращаясь, удлиняясь и укорачиваясь, колыхаясь из стороны в сторону, как если бы они жили самостоятельной жизнью, никак не связанной с более грузными и вялыми конусоподобными телами. И вся эта сцена утопала в бледном красновато-сиреневом свечении, словно исходившем от умирающего небесного светила, спектр лучей которого все больше сдвигался к ультрафиолетовой гамме цветов.

Зрелище это произвело на меня совершенно непередаваемое впечатление; мне казалось, что я получил возможность заглянуть в совершенно иной мир, гораздо более обширный и безбрежный, чем наш собственный, отличный от него своими совершенно необычными размерами и формами жизни, и находящийся в безмерно далеком удалении как во времени, так и в пространстве. Глядя на этот чуждый мне мир, я постепенно все более осознавал - ибо словно впитывал в себя его безбрежное и чудовищное знание, - что вижу перед собой умирающую расу, перед которой стоял жестокий выбор: либо покинуть данную планету, либо погибнуть вместе с ней. В какое-то мгновение я словно распознал ростки все более надвигающейся на меня злобной силы, и страстным, отчаянным усилием скинул с себя оковы этого странного, сковывающего все мое естество пения, криком протеста словно распахнул отдушину для выхода все более усиливающегося страха, а затем резко поднялся на ноги, с грохотом опрокинув при этом на пол стул.