Константин Сергиенко - Побочный эффект

– Законный вопрос. Понимаете, я не могу ее снять. Приподнять еще в силах, а вот снять ни в какую. Наши оболтусы бутафоры опять намудрили. Черт знает как слепили меня! Что шляпа! Я бы вам показал, что они натворили, да уж не буду расстраивать. Впрочем, другого я и не ждал. Кто я такой? Обыкновенный ученик сколариума, третий курс. В прошлом году я работал на практике в пятнадцатом веке, так, верите ли, вместо кожи они мне сделали панцирь, ну правда только напротив сердца. Согласитесь, ходить с железной блямбой вместо обыкновенного мускула, не совсем приятно. Все должно быть по-человечески.

– Где вы так научились болтать? – спросил я.

– Это уж мелочи, – ответил он. – Между прочим, у вас странное недоверие к моей визитной карточке, но поверьте, любого нобелевского лауреата ваших времен я легко засуну за пояс, точно так же, как вы обскачете самого выдающегося борзописца каменного века.

– Но тогда и писать не умели.

– Вот-вот! В каменном веке вы спокойно можете отпечатать карточку с надписью «академик».

На этом он прекратил свои излияния и простился.

– До встречи, мой Друг, до встречи! – Он вскочил и вприпрыжку покинул кафе.

…Я курил на бульваре и думал. Давно я бросил курить, но сегодня закурил снова. Толку от мыслей не было никакого. Что же я мог понять? Я не понимал ничего. Без сомнения, Раймонд Грот не был простым сумасшедшим. То, что произошло накануне в доме номер семнадцать, вероятно, имело к нему прямое отношение. Если все это поставленный спектакль, то зачем он нужен? И кто режиссер? Неужто этот странный юнец?

Я решил позвонить Иманту и пошел на улицу Эрглю. Не успел открыть дверь, как услышал телефонный зуммер. Это был знакомый Иманта.

– Послушайте, – сказал он, – кто этот тип?

– Хотел бы и сам знать, – ответил я.

– Насчет шаровой молнии он подбросил самую настоящую идею. Она, впрочем, давно носится в воздухе. Я сам к ней подбирался, он же выразил ее в одном слове.

– Ничуть не удивлен, – сказал я.

– Вы можете меня с ним свести?

– Постараюсь, – ответил я.

Я лег на диван и хотел подремать, но сна не было ни в одном глазу. Я набрал московский номер.

– Имант?

– Привет! – крикнул он. – Ты поймал меня в дверях. Иду в театр.

– Когда ты собираешься вернуться в Ригу?

– Через неделю, как говорил.

– Ты очень мне нужен, Имант.

– Я тебя слушаю, старина.

И этот говорит «старина», подумал я.

– У тебя не выпадает свободного дня?

– Суббота.

– Мне очень важно, чтобы ты приехал на этот день.

Молчание.

– Важно?

– Исключительно важно, Имант.

– А что случилось?

– Это невозможно рассказать, тем более по телефону. У меня голова кругом идет. Боюсь, что попал в переделку.

– В таком случае я выеду сегодня же, а завтрашнюю встречу перенесу на субботу.

– Я был бы тебе благодарен, Имант.

– Что ж, иду собираться. Жди меня утром.

– Спасибо, Имант.

Я положил трубку, но через мгновение телефон дал несколько коротких гудков.

– Але?

– Послушайте, старина, – вкрадчивый голос Раймонда Грота, я сразу его узнал, – ведь мы же договорились не путать других. Какого черта вы всем названиваете?

Холодок пробежал по моей спине. Ведь я не давал ему телефона!

– Что вам нужно? – спросил я.

– Соблюдайте договор, старина. Кончится эксперимент, можете звонить налево-направо. Имант ваш не приедет, уж я позабочусь об этом. Во всяком случае, до конца нашего опыта.

– Идите вы к черту! – Я бросил трубку.

Так! Значит, телефон прослушивается. Кто же такой этот Раймонд? Я вышел на улицу и, кружа по улочкам, добрался до вокзала. Здесь я вошел в стеклянную будку и снова набрал московский номер.

– Это вновь я, Имант.

– Да, слушаю.

– Каким поездом ты собираешься ехать?

– Тройкой. На первый уже опоздал.

– Я встречу тебя на вокзале в начале перрона.

– Прекрасно. А что все-таки произошло?

– Сам не могу понять.

– Я беспокоюсь! У тебя голос совсем изменился!

– Приезжай, Имант.

– Уже в дверях. До встречи.

– Будь осторожнее, Имант.

– В каком смысле?

– Ну так, вообще…

– Хорошо, хорошо. Привет.

Стемнело, и я отправился на улицу Вестурес. Я долго ходил под окнами, пока не увидел наконец, что в одном из них затеплилась свеча. Поднялся по ступенькам и толкнул дверь. Она отворилась.

Вот и другая дверь, тоже не заперта. Еще мгновение, и я оказываюсь в комнате, освещенной свечой.

Она читала.

Едва я вошел, она захлопнула книгу и посмотрела на меня с улыбкой.

– Сегодня мне лучше, помогли ваши пилюли.

Я сел возле кровати.

– И какая у нас получилась странная встреча, – сказала она.

– Да уж… – промямлил я.

– Так зачем вы пожаловали в Ригу?

– Отдохнуть. Но, может быть, и поработать немного.

– Вы пишете что-нибудь новое?

– Хочу написать.

– Что ж, пишете вы хорошо. Смело, полезно. Наверное, у вас неприятности. Помните тот номер журнала, где в вашем рассказе была пустая страница с надписью поперек «изъято цензурой».

Я промолчал.

– Мы говорили о вас на курсах, у вас есть поклонницы. Приятно, наверное, иметь поклонниц? Так о чем вы хотите теперь написать?

– Пока размышляю.

– Вот если б я вам рассказала дело Томаса! Но об этом никак не напишешь. У них кружок, с убеждениями. Но я случайно узнала, что Томасу грозит опасность. Совершенно случайно, и в тот же вечер отправилась в Ригу. Понимаете, у одной из моих подруг есть поклонник, человек оттуда. Он проговорился, Томаса хотят арестовать. Я села на поезд и оказалась в Риге. Почему я открыто вам говорю? Да просто уверена, что вы вполне разделяете наши взгляды. Вчера у меня даже мысль мелькнула обратиться к вам за помощью. Ведь я совсем не могла стоять на ногах, а Томаса надо было предупредить. Но слава богу, я собралась с силами и все сумела сделать сама.

– Вы выходили из дома?

– Да, ночью. В каком-то бреду. Но Томаса я нашла, и он уехал утром.

Я смотрел и смотрел на ее лицо. Как она молода! Ей, конечно, нет двадцати. На портрете она выглядит старше. Впрочем, быть может, он сделан значительно позже, этот портрет.

– У вас есть знакомые художники? – спросил я.

– Конечно! Разве не помните, что последний раз мы встретились с вами на выставке. И тот длинноволосый в косоворотке, с которым я говорила, как раз художник, на выставке были его работы.

– А он не собирается писать ваш портрет?

Она засмеялась.

– Почему вы решили? Он пейзажист. Но и среди портретистов есть у меня знакомцы.

– А между прочим, я знаю, что портрет ваш уже написан, – сказал я внезапно.

– Вот как? Конечно, вы шутите. Кем же написан портрет?