Фрэнк Герберт - Барьер Сантароги

— Что ж, если вы действительно хотите знать… — начал Бурдо с резко усилившимся южным акцентом. — Я отбывал срок в тюрьме в Новом Орлеане. Я был членом одной разбитной компании, где каждый занимался чем хотел, а от нашего жаргона у благопристойных граждан уши бы завяли. Однажды я как бы услышал себя со стороны и призадумался, а потом понял, что все это ребячество, ерунда. Для малолеток. — Бурдо повторил эту фразу, с какой-то торжественностью: — Для малолеток, сэр. И вот когда я вышел из тюрьмы, самый главный шериф сказал мне, чтобы я никогда больше не попадал туда. Я пошел домой, где меня ждала семья, и сказал Анни… сказал ей, что мы уезжаем. Погрузили вещички и приехали сюда, сэр.

— Так просто собрались и приехали прямо в эту долину?

— Ну нет, сэр, перед тем как попасть сюда, наши ноги прошлись по многим дорогам. Путь был нелегким, и некоторые места нам было совсем нелегко оставлять. Когда же мы наконец прибыли сюда, то поняли, что наши мытарства оказались не напрасными.

— Выходит, вы просто странствовали, пока не оказались здесь.

— Иногда мне кажется, что направлял Бог, сэр. Это место… Сэр, мне трудно это объяснить. Правда… власти долины хотят, чтобы я шел учиться. Вот в чем проблема. Я могу говорить на хорошем обычном английском, когда не забываю про произношение, — сейчас его акцент почти пропал.

Десейн ободряюще улыбнулся.

— Кажется, в этой долине живут очень милые люди.

— Возможно, вам станет понятнее наша долина, если я расскажу об одном случае, случившемся здесь со мной. Если бы это произошло где-нибудь в другом месте, то ужасно задело бы меня, но здесь же… Мы были на вечеринке в Джасперсе, сэр, сразу же после помолвки моей дочери Уиллы с Кэлом Нисом. И Джордж, отец Кэла, подошел ко мне и, положив руку мне на плечо, сказал: «Эй, Уин, старый негритянский ублюдок, — сказал он, — нам лучше пойти выпить и поболтать, потому что мы вскоре породнимся». Эти слова совершенно не задели меня. Он не хотел меня обидеть, когда назвал ниггером. Это было совсем как… как мы называем здесь белокурого мальчика Белым. Черный цвет моей кожи служит лишь для установления личности, вроде того, как вы приходите сюда, в этот зал, и спрашиваете Эла Мардена, а я отвечаю: «Видите того рыжеволосого парня, играющего в карты, — это и есть Эл». И когда он назвал меня так, я понял, что именно это он и имел в виду — ничего обидного. Я понял это сразу же. Он просто выразил сущность своего восприятия меня. Более дружеской услуги он не мог мне оказать.

Нахмурившись, Десейн пытался уследить за ходом мыслей Бурдо. Дружеская услуга — назвать его ниггером?

— Мне кажется, вы не поняли, сэр, — заметил Бурдо. — Наверное, нужно быть черным, чтобы почувствовать. Правда… возможно, узнав еще кое-что, вы сможете понять и это. Через несколько минут Джордж сказал: «Эй, Уин, интересно, а какие внуки будут у нас: белые, темные или какие-нибудь средненькие?» — Знаете, это его на самом деле не беспокоило, просто было любопытно и показалось интересным. Знаете, когда я потом рассказывал Анни об этом случае, я плакал. Плакал от счастья.

Их разговор явно затянулся, и Бурдо это почувствовал. Официант, покачав головой, пробормотал:

— Что-то я слишком много говорю. Полагаю, мне лучше…

В этот момент у стойки бара раздался резкий крик. Краснолицый толстяк колотил портфелем по стойке и орал на бармена:

— Вы, сукины дети! Вы считаете себя такими благопристойными, что отказываетесь торговать со мной! Их, видите ли, не устраивает мое поведение! Лучше бы…

Бармен схватил портфель.

— Прочь руки, скотина! — завопил толстяк. — Возомнили о себе Бог знает что, считаете себя жителями другой страны! Это я-то чужестранец? Так выслушайте меня, вы, жалкая кучка иностранцев! Это Америка! Это свободная…

Рыжеволосый капитан дорожной инспекции Эл Марден, поднявшийся при первых же воплях толстяка, подошел к нему и, положив огромную лапищу на его плечо, мгновенно отрезвил кричавшего.

Толстяк замолчал и, повернувшись, замахнулся портфелем, но, встретившись со сверкающими глазами Мардена, застыл на долгую секунду.

— Я капитан Марден из дорожной инспекции, — представился Марден. — И вот что я вам скажу: мы больше не заключаем никаких сделок с внешним миром. — Его голос звучал спокойно, твердо… и, как показалось Десейну, немного весело.

Разгоряченный толстяк опустил портфель и сглотнул.

— Вам лучше выйти на улицу, сесть в свою машину и уехать из Сантароги, — продолжал Марден. — Немедленно. И больше не возвращайтесь сюда. Мы вас запомним, и если вы снова появитесь в долине, мы вас вышвырнем.

Плечи толстяка опустились, он расслабился, успокаиваясь. Он внимательно оглядел зал и пробормотал:

— Буду просто счастлив уехать отсюда. Скорее ад замерзнет, чем я вернусь в эту грязную долину. От вас смердит. От всех вас! — Он вырвался из рук Мардена и быстро вышел в вестибюль.

Марден покачал головой и вернулся к столику, где играли в карты.

Довольно быстро в зале установилась прежняя атмосфера. Впрочем, Десейн ощутил перемену, наступившую после нервного срыва торговца, — зал четко разделился на сантарожцев и пришлых. Возникла невидимая стена, отгородившая столики, за которыми сидели семьи приезжих, родители стали поторапливать детей, желая как можно быстрее покинуть зал, словно люди мгновенно разбились на две группы — охотников и жертв. Десейн почувствовал, как вспотели его ладони, и возникло желание побыстрее уйти отсюда.

Бурдо куда-то исчез.

«Это просто глупо! — подумал Десейн. Снова всплыла неотвязная мысль: — Неужели Дженни не замужем?»

Ему пришлось напомнить себе, что он психолог, наблюдатель, а значит, прежде всего должен держать себя в руках. «Однако у меня какие-то странные реакции, — подумал он. И снова: — Неужели Дженни не замужем?»

Две семьи приезжих уже шли к выходу из зала, пропуская вперед детей, хриплыми голосами договариваясь о том, что немедленно уедут в соседний город.

«Почему они не хотят остаться здесь? — спросил у себя Десейн. — Ведь цены здесь вполне приемлемы?»

Он представил карту этого района: в двадцати пяти милях, если дальше по дороге, по которой он прибыл, находится Портервилль. Если же ехать в противоположном направлении, то приходится делать крюк, огибая гору, — не меньше сорока миль, прежде чем дорога соединяется с 395-й автострадой. Ближайшие селения находились на юге на этой автостраде, и до них было не менее семидесяти миль. Это был район, где находились Национальные леса, озера, запасные дороги, а местность своими горными кряжами с застывшими лавинными потоками напоминала лунный ландшафт — почти пустынная, за исключением долины Сантарога. Почему же люди предпочитают мчаться в темноте по такой не слишком приятной местности вместо того, чтобы остаться здесь и провести ночь в гостинице? Перед тем как ехать сюда, ему, конечно, следовало поговорить об этой долине с главой факультета доктором Шами Селадором.