Харик Бу - Армагедец

Луна — Венера

Должен признаться, что взлет челнока, пусть он и происходил с Земли с ее силой тяжести, — это несколько иные впечатления, нежели старт тяжелой грузовой ракеты. Вибрация, физически ощущаемая мощь разгонных твердотопливных двигателей, характерный звук лазерных пускателей… и словно могучая рука подхватывает корабль и несет… Черт знает куда несет, одним словом. Меня не тошнило и тяжело не было, но все равно как-то непривычно скверно себя чувствовал.

Как и обещал Грец, плановой скорости мы достигли в сроки, минимально возможные из регламентированных правилами. При лунной силе тяжести встретились за общим столом, поболтали немного, а потом разошлись.

— Ты что-нибудь смыслишь в астрономии? — спросил меня Арнолд, когда мы устроились в его отсеке, чтобы наконец обсудить ситуацию.

— Нет. И никогда не интересовался, — чистосердечно признался я, — до этих событий летал дважды и то на прогулочном дирижабле.

— Поразительный прогресс, — признал напарник, — впрочем, минимум данных могу сообщить и я, пусть в сжатом виде. До Венеры сейчас около 60 миллионов километров. Наша миссия рассчитана на несколько недель, за это время планета и мы с нею приблизимся к Земле на 20 с небольшим миллионов километров и затем начнем удаляться. Следующее сближение через 584 суток, таков синодический период, никуда не денешься. Вот тот временной интервал, за который нам предстоит решить задачку. Если учесть, что скорость корабля около 100 км в секунду, то лететь нам несколько менее 10 суток. Торможение, ясное дело, будет таким же эффектным, как и разгон. Так что временем, потраченным на него, можно пренебречь. Именно за эти-то десять суток мы должны успеть все понять и сделать.

— Я готов к работе. — А что мне оставалось ответить? И мы начали с места в карьер. Грец, нужно отдать ему должное, занимался проблемой серьезнее, чем я ожидал. Его анализ аварийных ситуаций отличался четкостью, лаконичностью, хотя и страдал некоторой поверхностностью и полным отсутствием выводов. Любопытно, что мы начали с противоположных концов. Я шел от общего к частному, пытаясь найти фундаментальные изъяны, он — от частного, стараясь нащупать какие-то закономерности в целой серии аварий. Анализ соотношения отказов техники и ошибок персонала оказался до смешного схожим, равно как и полное отсутствие идей относительно первопричины всех бед. Лишь мои необоснованные пока подозрения.

— Ладно. Подойдем к проблеме иначе. Какие материалы могли быть мне недоступны? — глядя на собеседника в упор, спросил я.

В объеме монитора обозначился достаточно запутанный график: пересекающиеся линии, даты, объемы…

— Это обмен матричным материалом, сроки поставок и количества. Ты же в курсе, что для поддержания работоспособности биомассы (это называется пролиферативной активностью так ведь?) необходимо совершать частичный обмен генетическим материалом? — пояснил Арнолд.

— Это априорная истина. — Я отмел всякие сомнения в собственной компетентности. — Понимаешь ли, мне как-то пришла в голову странная идея. Биомасса — это, по сути, химера, искусственно созданный из генетического материала различных клеток новый организм. Там есть спирулина киммерийская, вольвокс, хлорелла, фрагменты ДНК нескольких простейших, какого-то комара (не помню точно, зачем это понадобилось), и даже термита. Странно, но некоторые данные мне удалось получить с большим трудом и, похоже, в урезанном виде. И потому повторяю вопрос: какие материалы могли не попасть ко мне на стол, учитывая мой уровень доступа?

Грец выглядел несколько смущенным, хотя, быть может, мне просто показалось. Теперь на экране появилась совершенно секретная информация, ранее мне недоступная. Оказывается, в свое время, когда биомасса только создавалась, было принято решение разрешить использование фрагментов человеческой ДНК. Разработчики объясняли необходимость такого шага возможностью достичь лучшей совместимости и, стало быть, повышения пищевой ценности продукта. Были проведены эксперименты, которые завершились поразительным результатом: наиболее подходящими оказались нейроны — клетки коры головного мозга. Из них и были взяты фрагменты ДНК. Учитывая чрезвычайную важность разработок, необходимость прохождения различных инстанций при постоянной оппозиции «зеленых» — в то время значительной политической силы, — данные засекретили.

Испытания прошли успешно. С тех пор человечество на 50–60 % питается биомассой, ассоциированной на матриксе из целлюлозы. Матрикс может использоваться неограниченное число раз, разумеется, после глубокой переработки, а биомасса воспроизводит себя на многочисленных фермах. Таким образом во второй половине XXI века и был устранен продовольственный кризис.

Этическая сторона проблемы осталась, как водится, в стороне. Что ни говори, но на протяжении десятков лет питаться «человечинкой» — занятие не самое благородное. Я сразу же и высказался в этом смысле, на что Грец живо ответил, видно, обдумывал заранее мою возможную реакцию:

— На самом деле это даже не разновидность каннибализма. ДНК человека составляет едва ли более нескольких процентов. В остальном это похоже на обычные сине-зеленые водоросли.

— Я не раз видел, как эта штука выглядит, но меня беспокоит иной вариант или, лучше сказать, аспект проблемы. Вольвокс — это колония из многих клеток, это раз; комар питается кровью гомойотермных1 организмов, это два; головной мозг человека — это совокупность огромного числа высокоспециализированных клеток, но именно генетический материал этих клеток был использован для построения химеры…

— Ты думаешь, что химера способна реализовать потенциальные возможности, в ней заложенные, и эволюционировать? — Грец оставался спокойным, хотя глаза выдавали настороженность.

— Это нужно сесть и рассчитать. Только не здесь и не сейчас. Учитывать совокупную клеточную массу. Эти дурацкие обмены и их объемы. Сумасшедшая работа и куча неизвестных, как в математике.

— Ты понимаешь, по некоторым нашим данным получается, что биомасса способна воздействовать на головной мозг операторов. — Арнолд запнулся, потому что увидел выражение моего лица.

— Я же просил выдать всю информацию, не порциями, не чайными ложками. Какая это работа, если я не имею полного объема данных… — Я хлопнул дверью и пошел к себе. Точнее, хотел хлопнуть, на самом деле это невозможно на корабле, везде эти гнусные люки.

В каюте я наконец-то дал волю чувствам, хотя при скромных значениях силы тяжести, позволительных при перелетах, излишне эмоциональные проявления могли привести к неприятностям. Прошелся немного, как затравленный зверь, поразмахивал руками, чтобы «сжечь» вредные вещества в работающих мышцах, и, наконец успокоившись, улегся, и, как это ни покажется странным, мгновенно заснул. Будто провалился в небытие.