Лента Ососкова - История первая: Письмо Великого Князя

— Чуточку прекраснее — расписывая стену школы картинами хиппейско-пацифистского содержания? — всё же уточнил полковник и вдруг заинтересовался лежащей на руле ладонью: — Кстати, что это у тебя нарисовано? Ну, на руке?

— Это? — мальчик мельком глянул на кисть и снова уставился на дорогу. — Ну, это Раста притащила бабушкины карандаши для грима, а на географии… нечего было делать, — беспечно пояснил он. — Ну, три пацифика на руке… А Каше она вообще семь нарисовала. Всех цветов радуги.

— Не понял, вы что, втроём сидели? — помолчав некоторое время, спросил полковник. Переваривать поступающую информацию становилось всё труднее. Жизнь вдруг оказалась разнообразнее, чем он ожидал, и, причём, происходила прямо у него под носом — и это было неприятно. Для офицера Лейб-гвардии, которому по чину положено знать всё — уж, по крайней мере, о собственном ординарце — вдвойне.

— Нет, Раста пересела ко мне, как только Каше дорисовала, — отрапортовал Сиф с улыбкой до ушей. Заболотин-Забольский ещё некоторое время молчал, стараясь уложить у себя в голове, что его ординарец, маленький лохматый фельдфебель, в школе может быть каким-то совсем другим человеком.

Жизнь любит сюрпризы. Чем «сюрпризнее» сюрприз, тем интереснее. Если ты неожиданно узнаёшь, что твой воспитанник более чем неравнодушен к течению «пацифистов и прочих хиппи», жизнь ехидно хихикает, а ты… Ты, полковник, потомственный военный, — некоторое время не знаешь, что ей ответить.

Через несколько минут старший офицер всё-таки поинтересовался намеренно нейтральным тоном:

— А Каша — это мальчик или девочка?

— Каша — это Саша, — ответил Сиф, затем подумал и всё же уточнил для ясности: — Он мальчик.

Полковник покивал, подумал и задал следующий вопрос:

— Ну, а Расту как зовут?

— Расточка, — невозмутимо ответил Сиф, тормозя на светофоре. На губах заиграла ехидная улыбка, слишком похожая на усмешку этой треклятой, любящей неожиданности жизни.

— Фельдфебель Бородин, прекратить паясничать! — рявкнул неожиданно Заболотин-Забольский. Всему есть предел, особенно наглости. Особенно вот в такие дрянные, глупые моменты.

— Есть, вашскородие!

Вот так Гном и узнал расшифровку таинственной фамилии «Брдинъ». Впрочем, его это не сильно взволновало. Танки не волнуются по пустякам, а фамилия эта ничего ему не говорила.

На какое-то время в машине снова наступила тишина.

— Так как зовут Расту? — повторил вопрос Заболотин тихим доброжелательным голосом.

— Надя Семёнова, ваше высокородие, — негромко доложил Сиф, разгоняясь после светофора.

Полковник на всякий случай запомнил. До вчерашнего вечера он мало интересовался гражданской стороной жизни ординарца. Вернее даже сказать — не интересовался вообще, считая это чем-то неважным. Но потом в сети случайно набрёл на новость, что кто-то расписал стену школы, номер которой показался полковнику знакомым, картинами на тему мира во всём мире и прочего пацифизма — то ли вандализм, то ли творческий порыв. Заболотин и тогда не обратил бы на это большого внимания, если бы не глянул мельком на фотографии. Изображённый на одной из них автомат-«внучок» во всех подробностях навёл его на мысль, что как школьника он своего подчинённого знает плохо. Теперь навёрстывал упущенное за… за пять лет, по всему выходит. М-да, ситуация та ещё.

— А эти Саша и Надя видели твоё офицерское удостоверение?

— Не видели… — Сиф смутился и даже, казалось, испугался. — Но ведь это неважно!

— Ну-ну… — покачал головой Заболотин-Забольский, барабаня пальцами по колену. Сиф покосился на него и опасливо произнёс, обращаясь будто бы к дороге, на которую с таким вниманием глядел:

— Ваше высокородие, можно озвучить просьбу?

— Озвучить можно, — неопределённо отозвался полковник, не нарушая ритма.

— Тогда можете выговор сделать не сейчас, а вечером?

— С чего ты взял, что я собираюсь сделать выговор? — с подозрением спросил Заболотин, который действительно об этом думал.

— Вы гимн Империи отстукиваете, а так вы делаете, если собираетесь мне… выговорить.

Полковник поглядел на свою руку и рассмеялся, развеивая тягостную атмосферу приближающейся грозы:

— Ладно, наблюдательный ты наш, живи до вечера.

— Благодарю, ваше высокородие! — от всего сердца поблагодарил Сиф, снова тормозя на светофоре, ожидая «зелёной стрелочки», разрешающей поворот.

Заболотин-Забольский больше вопросов не задавал, а Гном, отнёсшийся к произошедшему разговору спокойно и отстранённо, сидел на заднем сидении и не пытался заговорить, отчего в машине, естественно, снова повисла тишина. Уже далеко не в первый раз.

— … И ты оставишь свои ботинки

На пороге серого дома

И пойдёшь гулять по траве,

Босиком гулять по траве… — негромко запел Сиф, явно провоцируя полковника. Тот некоторое время слушал, затем вполне мирно поинтересовался:

— Это чьё?

— Не знаю, на Арбате на той неделе слышали. Март же! Потепление, обострение — вот всякие фрики и повылазили, — охотно пояснил мальчик.

Долгожданная «стрелочка» всё же зажглась, и Сиф газанул, несколько резко, но ловко вписываясь в поворот.

— На Арбате, значит, — с неопределённым выражением произнёс Заболотин-Забольский.

— Я же говорил вам вчера: «Мы поехали гулять»…

Полковник повернул голову, взглянул на своего шофёра и улыбнулся:

— Разведчик ты мой, лохматый и шифрующийся. Хиппи же длинноволосые, ты не выделяешься, нет?

Сиф некоторое время напряжённо молчал, потом неуверенно ответил:

— Они не спрашивают… — в голосе звучала надежда, что и не спросят. Видать, не всё так просто было в «хипповской» компании с отношением к военным людям, и не всё так просто было с Сифом с отношением к такой точке зрения.

Как он вообще увлёкся этим? Ведь казалось, что может быть противоположнее, чем пацифизм и военная служба!..

Впрочем… Кто будет бо?льшим противником войны, чем тот, кто её знает?..

— Ложь отравляет дружбу, — на всякий случай предупредил Заболотин-Забольский. — Рано или поздно всплывёт и правда.

— Вряд ли скоро! — с показной беспечностью отозвался мальчик, но голос его дрогнул беспокойством. — И, надеюсь, вы этому не поспособствуете.

— Ладно, — согласился Заболотин-Забольский. — Разбирайся с этим сам.

Прерывая разговор, у поста взмахнул полосатым жезлом «гаишник». Сиф недовольно срулил с дороги и, дотянувшись до «бардачка» перед полковником, достал документы.

Подошёл полицейский, козырнул:

— Прапорщик Казуков, разрешите документики на машину?

— Вот, — Сиф опустил стекло и протянул, стараясь не улыбаться так нахально, глядя, как ползут на лоб брови прапорщика Казукова. Ну да, мальчишка — в форме и при документах на машину.