Гордон Диксон - Солдат, не спрашивай (Soldier, Ask Not)

Все это время он даже не открывал своих глаз и ни разу не взглянул на меня, словно меня не было в этой комнате.

– Вы загипнотизировали меня, – крикнул я, обращаясь к нему. – А на это я не давал вам своего согласия. Я не давал разрешения подвергаться психоанализу!

Ладна открыл глаза, посмотрел на меня и покачал головой.

– Никто вас не гипнотизировал, – ответил он. – Я только открыл вам ваше внутреннее зрение. И я вовсе не занимался психоанализом!

– Тогда что же это было?.. – я замолк на полуслове, призывая себя к осторожности.

– То, что вы видели и слышали, было вашими собственными чувствами и знаниями, переведенными в присущие только вам символы. А на что это было похоже, я понятия не имею… и не смогу никогда узнать, если вы только не расскажете мне об этом.

– Тогда как же вы сделали такой вывод? Как вы пришли к такому решению?

– Я наблюдал за вами, ваш вид, ваши действия, ваш голос рассказали мне обо всем. И еще дюжина других, не так бросающихся в глаза, примет. Они-то и позволили мне сделать такой вывод.

– Я не верю этому! – вспыхнул я. Холодное бешенство вновь возникло во мне. – Я не верю этому! – вновь повторил я, чтобы хоть немного успокоиться и прийти в себя. – Вы, наверняка, руководствовались еще чем-то!

– Да, – согласился он. – Вы правы. У меня было время перед тем, как прийти сюда, послушать запись вашей жизни. Вы ведь знаете, что ваша биография, подобно всем землянам, хранится в Энциклопедии!

– Нет, – сказал я мрачно. – Было еще что-то, гораздо более весомое, что повлияло на ваше решение! Я уверен в этом!

– Да, – усмехнулся Ладна. – Вы очень проницательны. Я уверен, что вы научитесь всему достаточно быстро и без нашей помощи.

– Бросьте говорить загадками! – закричал я. Но странность его речи так поразила меня, что когда он на мой возглас испытующе посмотрел на меня, я успел придать своему лицу безразличное выражение.

– Это случится, Там, – мягко сказал священник. – То, чем ты сейчас себя ощущаешь, мы называем обычно «изоляцией» – необычной центральной силой в изменяющейся модели человеческого общества на его пути к своему совершенству…

От его слов мои руки сжались в кулаки и я, сдерживая дыхание, ждал продолжения. Но он не захотел продолжить свою мысль.

– Ну и что же, – пробормотал я нетерпеливо.

– Ничего! – усмехнулся Ладна. – Это все. Кстати, слышал ли ты когда-нибудь об онтогенетике? Надеюсь, ты позволишь мне при обращении к тебе такую маленькую фамильярность, учитывая мой возраст?

– Как вам будет угодно, – сказал я, – но об этом вашем учении я ничего не слыхал.

– Если говорить коротко, об этой теории можно сказать, что все длительно изменяющиеся события должны учитываться ею. В массе схваток и желаний индивидуумов, составляющих основу жизни, определяется направление роста модели человечества в будущем. Но в отличие от индивидуумов, которые сами учитывают свои желания с учетом желаемого будущего, в нашей теории учитываются желания всех людей, и чем совершеннее этот учет, тем лучше и точнее модель…

Он посмотрел на меня, как бы спрашивая, понял ли я его.

О, я понял. Но не дал ему увидеть этого.

– Продолжайте, – только и сказал я.

– В случае появления необычных индивидуумов, – продолжал Ладна, – мы получаем в модели особую комбинацию факторов. Когда это случается, как в твоем случае, возникает «изоляция», центральный характер, способный действовать, не ограничиваясь рамками модели…

Он снова остановился и испытующе посмотрел на меня.

Я глубоко вздохнул, чтобы унять биение сердца.

– Хорошо, я «изоляция», но что же вы хотите от меня?

– Марк хочет, чтобы ты был возле него, как контролер строящейся Энциклопедии. Мы тоже помогаем ему. Но необходимо помнить, что когда Энциклопедия будет завершена, только «слышащие» личности смогут с ней работать. В противном случае, землян ожидает глубокое разочарование, моральное опустошение и деградация!

Он вздохнул и мрачно посмотрел на меня.

– Кроме того, Марк сейчас в затруднении. Если он не найдет немедленно последователей, то Энциклопедия никогда не будет завершена. А это, как я уже сказал, будет означать конец Земли. И если уйдут земляне, то человечество молодых миров перестанет быть жизнеспособным… Но это тебя не касается, не так ли, Там? Ты ведь один из тех, кто враждебно относится к молодым мирам, а?

Я отрицательно покачал головой, словно стряхивал с себя его вопросительный взгляд. Но где-то в глубине души я знал, что он прав! Я представил себя сидящим в кресле перед пультом, прикованным долгом на все оставшиеся мне дни к этой нудной работе… Нет! Я не хотел ни их, ни их работы на Энциклопедии!

Довольно долго и тяжело работать, чтобы избавиться от Матиаса, стать рабом этих беспомощных людей – всех тех в великой массе человеческой расы, кто был слишком слаб, чтобы подчинить себе молнии! Нужно ли мне отбросить перспективу своего могущества и полной свободы ради ТЕХ, кто не в состоянии оплатить эту свободу для себя! Как я оплатил свою! Нет, и еще раз нет!

– Нет! – произнес я с вызовом.

Марк Торр глубоко вздохнул.

– Нет? Вот видишь, Марк, я был абсолютно прав! – кивнул Ладна. – Ты, мой мальчик, не имеешь сочувствия… не имеешь души.

– Что? Души? – переспросил я. – А что это такое?

– Могу ли я описывать цвет золота человеку, слепому от рождения? В одном только могу тебя уверить – если ты найдешь ее, то сразу же узнаешь. Но это возможно только в том случае, если пробьешь себе дорогу через долину!

– Долину? Опять изволите говорить загадками? – начал было я снова распаляться. – Какая еще такая долина?

– Ты знаешь, про что я говорю, Там, – спокойно сказал Ладна. – Ты это знаешь лучше, чем я могу тебе объяснить. Это долина мозга и духа, куда возвращается все уникальное, созданное ими. Но оно искажается тобой и потому стремится к разрушению…

«РАЗРУШЕНИЕ!»

Это слово гремело в голосе моего дяди Матиаса, когда он читал Уолтера Блента.

Внезапно, словно отпечатанные светящимися буквами на внутренней поверхности моего черепа, я увидел слово «ВЛАСТЬ» и понял возможности этой силы применительно ко мне.

И как будто долина раскрылась передо мною. Высокие черные стены высились по обе стороны от меня, теряясь в сером тумане. Узкая тропинка вела во тьму, где меня поджидало что-то огромное, черное, шевелящееся…

Но даже после того, как я отшатнулся от ЭТОГО, от чего-то великого, черного и ужасного внутри меня, мысль, что я повстречался с ЭТИМ, наполнила меня радостью.

Где-то издалека, подобно звуку несильного колокола, донесся до меня голос Марка Торра, очевидно, обращавшегося к Ладне.

– Неужели нет никакого шанса? И мы так ничего и не сможем сделать? Что если он никогда не придет в Энциклопедию?