Камиль Фламмарион - Люмен

Я не был свидетелем событий 93 г., потому что в этом самом году я родился. С невыразимым интересом я следил за той сценой, которая происходила теперь на моих глазах и о которой я раньше знал лишь из повествований историков. Но как ни был велик мой интерес к исчезнувшей эпохе, ты легко поймешь, что он все же не мог заглушить во мне чувства еще более могущественного, подсказывавшего мне, что в настоящее время конец 1864 года и что я вижу давно свершившиеся события конца прошлого века.

Quaerens. — Мне кажется, что это сознание невозможности должно было сильно ослаблять впечатление. Ведь перед тобою было видение, явно обманчивое и недопустимое даже при условии полной очевидности и несомненности.

Lumen. — Да, мой друг, ты прав. Можешь себе представить, в каком состоянии находился я, видя перед собою это воплощенное противоречие. Я буквально не верил своим глазам. Я не мог отрицать виденного, но не мог и допустить его.

Quaerens. — Но не было ли это созданием твоего духа, продуктом твоего воображения, отголоском пережитого? Уверен ли ты, что перед тобою была действительность, а не игра памяти?

Lumen. — Такова первая мысль, пришедшая мне на ум. Но для меня было столь ясно, что предо мною открывался Париж 1793 года в день 21 января, что у меня не оставалось места сомнению. И сверх того, подобное объяснение не годилось уже потому, что собравшиеся на холме старцы заметили происходившее еще раньше меня, что они видели перед собою и обсуждали действительные события, не имея никакого представления ни об истории земли, ни о моем знакомстве с нею. И, наконец, перед нами было настоящее, а вовсе не прошлое.

Quaerens. — Но в таком случае, если прошедшее может преобразиться в настоящее, если действительность и воображение безраздельно сливаются, если люди давно умершие могут снова фигурировать; если могут исчезнуть вновь возникшие здания и сгладиться все происшедшие с течением времени перемены во внешнем облике города; если, наконец, настоящее может быть побеждено прошедшим, то на что же мы можем еще положиться? Во что превратятся опытные знания? Что сделается с научными выводами и обобщениями? Что станет вообще с нашими самыми прочными познаниями? И если все это, действительно, истинно, не придется ли нам усомниться во всем или уверовать во все?

Lumen. — Эти соображения, равно как и целый ряд других, действительно волновали и мучили меня; но они не могли уничтожить фактов, с которыми мне приходилось считаться. Когда я удостоверился, что перед нашими глазами, действительно, 1793 год, то у меня в голове мелькнула мысль, что вместо того, чтобы отвергать факты (а две истины не могут противоречить друг другу), наука должна была объяснить мне это явление. Я обратился за помощью к физике и получил ответ.

Quaerens. — Как? Значит, это было действительно так?

Lumen. — Да, это не только истина, но вместе с тем истина совершенно понятная и не заключающая в себе ничего сверхъестественного. Я могу дать астрономическое объяснение ее.

Сначала я обратил внимание на положение Земли в созвездии Жертвенника, о котором я уже упоминал. Принял в соображение относительное положение Полярной звезды и Зодиака, я заметил, что созвездия вообще мало отличались от тех, которые видны с земли, и что, за исключением некоторых отдельных звезд, их положение было почти то же самое. Орион царил по-прежнему над земным экватором. Большая Медведица, остановившись на своем сферическом пути, все еще напоминала север. Определив координаты видимых движений, я пришел к выводу, что пункт, в котором находилась группа солнца, земли и планет, находится в семнадцатом часу прямого восхождения, т. е. под 256° приблизительно (у меня не было инструментов для точных измерений). Далее я заметил, что эта группа находилась на 66-градусном расстоянии от южного полюса. Все это давало мне возможность определить, на каком из небесных тел находился я. Я пришел к заключению, что оно должно находиться под 76° прямого восхождения и 45° северного склонения. С другой стороны, из слов старика мне было известно, что мы находимся недалеко от земного солнца и что оно считалось одною из соседних звезд. При помощи этих данных мне уже не трудно было сообразить, какая звезда соответствует этому положению. Это могла быть только звезда первой величины, Альфа Возницы, называемая также Капеллой.

Таким образом, я мог с уверенностью предположить, что я находился на одной из планет, входящих в систему этой звезды. Оттуда солнце казалось простою звездою в созвездии Алтаря, которое с земли кажется лежащим как раз напротив созвездия Возницы.

Я старался припомнить параллакс этой звезды, вычисленный одним из моих русских друзей. По вычислению этого астронома, оказавшемуся верным, параллакс Капеллы составлял 0,046. Вспомнив эту цифру, я почувствовал, что близок к решению таинственной загадки. Мое сердце трепетало от радости.

Всякий геометр знает, что параллакс служит математическим выражением расстояния, в единицах взятой за основание величины. Поэтому, зная его, мне не трудно было вспомнить, какое расстояние должно отделять звезду, в сфере которой я находился от земли, и даже, если бы это понадобилось, точно вычислить его. Для этого стоило только отыскать, какое число соответствует 0,046.

Выраженное в миллионах лье, это расстояние составит 170.392.000. Таким образом, для того, чтобы добраться до земли, пришлось бы преодолеть пространство в 170 триллионов 392 миллиарда лье[2].

Главное теперь уже было сделано, и загадка на три четверти разрешена. Объяснение же кажущегося столь странным явления заключается в следующем.

Ты знаешь, что свет пробегает пространство не моментально и что ему нужно на это известное время. Тебе случалось, конечно, наблюдать, как образует камень, брошенный в воду, ряд кругов на поверхности. Подобно этим волнам распространяется звук. Точно так же распространяется и свет. Волны распространяются в пространство путем последовательных колебаний.

Звездный луч требует известного времени, чтобы достигнуть земли, и продолжительность этого времени соразмеряется, разумеется, с расстоянием, отделяющим землю от данной звезды.

Звук пробегает 340 метров в секунду. Пушечный выстрел гремит в ушах артиллеристов вместе с появлением дыма. На расстоянии в 340 метров он слышен лишь через секунду; расстояние в километр он пробегает в 3 секунды. Через 12 секунд выстрел слышен за 4 километра, через 2 минуты — на расстоянии в 10 раз большем. Через пять минут звук выстрела достигает до ушей человека, находящегося за 100 километров.

Свет распространяется с значительно большей быстротой, но все же не мгновенно, как думали в старину. Он пробегает 300,000 километров в секунду и мог бы обежать за это время восемь раз вокруг земного шара, если бы только он мог двигаться но кривой линии. Ему нужно 1 и 1/4 секунды для того, чтобы попасть с луны на землю, 8 минут 13 секунд, чтобы пройти от солнца, 42 минуты — с Юпитера, 2 часа — с Урана, 4 часа — с Нептуна. Мы видим поэтому небесные тела не в том виде, какими они должны быть в момент наблюдения, а какими они были в момент исхождения луча. Если бы, например, на одной из перечисленных выше планет произошло извержение вулкана, то мы заметили бы это явление лишь через 1 и 1/4 секунды, если б оно произошло на луне, через 42 минуты, если б это было на Юпитере, через 2 часа — на Уране и через 4 часа — на Нептуне.