Василий Головачев - Милосердие динозавра (повести)

Никита переждал, пока сработавший неведомый прибор успокоится, и шагнул на металлический квадрат «вепря».

Его вынесло в широкий коридор с сиреневым светом, где работали земные транспортные средства, и спустя четверть часа он отыскал свой номер «гостиницы».

Он вошел и сразу почувствовал, что в комнате кто-то был: интуиция сработала раньше, чем встроенная в комбинезон аппаратура.

Никита, не сходя с места, внимательно осмотрел апартаменты, включив свой микрокомпьютерный комплекс экспресс-анализа. Туалетная и душевая, сверкающие «мрамором», металлокерамикой и зеркалами, были чисты, но в кровати и приставке виома связи обнаруживались «глаза» — видеокамеры размером с шип акации. Искать их пришлось незаметно, делая вид, что занят другими делами.

Никита не удивился камерам, он удивился тому, как мог тот, кто их поставил, проникнуть в запертое помещение, не зная кодона распознавания замка. Не мог же он выследить агента Даль-разведки, прочитать его мысли, что было невозможно при включенной пси-защите, а потом вернуться и выключить замок…

Пересвет открыл шкаф и насторожился: ему показалось, что на него в упор взглянул кто-то холодно-презрительный, жестокий и опасный. Ощущение тут же прошло, но инспектор слишком хорошо знал возможности своей нервной системы, усиленной «Васей», чтобы отнести это ощущение к разряду галлюцинаций.

Через десять минут осторожного, законспирированного поиска он обнаружил, что в кнопку шкафа, открывавшую нишу с бельем, встроена неметаллическая спиралька диаметром в миллиметр и толщиной в человеческий волос. Но как только Никита вознамерился выковырнуть кнопку с чужим аппаратом, раздался щелчок и кнопка превратилась в облако дыма. «Шпион» был запрограммирован на самоуничтожение при обнаружении. Предназначение его не оставляло сомнений, но в памяти «Васи» не было сведений о фирме — разработчике таких приборов, лаборатории Земли не изготавливали невидимых наблюдателей подобного типа.

Никита хмыкнул. Версия Калашникова, высказанная при расставании, подтверждалась: похоже, на Д-комплексе действуют не только сумасшедшие роботы охраны, но и некто, использующий, кроме аппаратуры спецназначения, разработанной для Даль-разведки, еще и микротехнику, не поддающуюся идентификации, что наводило на мысль о возможном контакте с инопланетной разведкой.

Пересвет переоделся, чувствуя себя голым: тот, кто устанавливал микрошпионов, знал свое дело, и надо было до конца играть роль ничего не подозревающего человека. Пусть смотрят.

Освежитель действовал прекрасно, озоновый душ — тоже.

Никита причесался, посмотрел на часы: без пяти десять по местному. Не поздно ли идти к Хоону? Впрочем, не может быть, чтобы малые ученые советы заканчивались через час, а знакомиться с населением гостиницы лучше в неслужебной обстановке. Вперед, инспектор!

Дверь открылась.

— Проходите, — раздался мягкий мужской голос.

Никита повиновался.

В комнате, истинные размеры которой терялись в полумраке, разместилось человек восемь, двое из них — женщины. Хозяин стоял у стены и колдовал над светящейся нитью неразвернутого виома.

— Проходите, садитесь, на что найдете, — кивнул Пересвету молодой человек в стандартном костюме планетарной разведки.

Никита поискал глазами стул и сел рядом с одной из женщин, лицо которой скрывалось в тени.

Уве Хоон, хозяин комнаты, пригласивший инспектора на «уик-энд» три часа назад, справился наконец со своими таинственными приготовлениями и тоже сел. Световая нить виома развернулась в трехметровое световое полотнище, обрела глубину и цвет, превратившись в изображение Сферы. В группе зрителей послышались ропот, возгласы и смех.

— Это не доказательство, Уве, — укоризненно произнес парень, пригласивший Никиту сесть. — Одну тайну вы пытаетесь объяснить другой. Я не верю, что современные дайсы-аборигены — одичавшие и регрессировавшие потомки строителей Сферы: уж очень значительно их облик отличается от предполагаемого облика древних дайсониан. И, главное, вы не ответили на вопрос: куда ушли сами строители?

— По расчетам, Сфера построена примерно десять-двенадцать тысяч лет назад, — проговорил курчавый бородатый великан, время от времени поглядывающий на соседку Никиты. — Но механизмы, удерживающие ее от распада, как известно, продолжают работать. Неужели вы будете утверждать, что систему охраняют автоматы?

— Это невозможно, — поддержала бородатого женщина, сидевшая в одном из кресел. — Сто лет — допускаю, ну двести, но не десять же тысяч! К тому же характер изменения экосистем на планетах Сферы линеен, а это говорит о непрерывном контроле среды.

— Чисто антропоморфное суждение, — мягко заметил Уве Хоон. — Древние дайсониане вплотную подошли к пределу совершенствования технических устройств, вы же знаете выводы экспертов, а нам этот предел пока только снится, хотя его контуры уже вырисовываются. Но учтите: Сфера не изучена и на миллионную долю. Кто знает, какие открытия ожидают нас впереди. Что касается чудес, то их в Сфере хватает. Скажем, вудволлы — теплокровные растения всех трех Дайсонов. Кто не бродил по вудволловому лесу, тот не может по видео оценить его неземного величия и необычности и, главное, ощущения живого! На Земле теплокровные растения не возникли только потому, что раньше по капризу эволюции природой были продуцированы теплокровные животные. Да что я об этом вещаю вам, специалистам!..

Никита вспомнил старинную картину Мэри Оппенгейм «Мех на завтрак»: чашка, блюдце, ложка — и все из меха, как живые! Люди с тонкой нервной организацией долго не могли есть после созерцания картины — настолько поразительно «живое» изображение того, что мы привыкли видеть неживым. А «живые» деревья, кстати, совсем не похожие на деревья, способные, наверное, даже ощущать боль, еще более эффектны.

— Или бхихоры, — продолжал хозяин комнаты. — Разве они не чудо природы! Я, к сожалению, не биолог…

Поднявшийся шум прервал речь Хоона. Снова послышались смех, веселые реплики и шутки.

— Кажется, археонавт Хоон решил поменять профессию, — засмеялся молодой человек, сидящий перед Пересветом.

— На моей родине говорят: пора переквалифицироваться в управдомы, — басом прогудел добродушный толстяк, с трудом умещавшийся в кресле.

— Управдом — это, кажется, у Ильфа и Петрова? — впервые заговорила соседка Никиты. Голос у нее был глубокий, грудной, великолепного бархатного тембра.

Никита окинул ее внимательным взглядом и встретил ответный взгляд, загадочный и томный. Ему показалось, что в глазах незнакомки прячется иронический вызов.