Георгий Мартынов - Незримый мост

— Постой! — перебил старика Саша, — Постой! Я, товарищ старший лейтенант, просто угадал…

— Опять, значит, ясновидение! — Кузьминых улыбнулся. Тебя скоро придется в цирк отправить. Ну ладно! — Он встал. — Спасибо за сообщение! Лежите, Степан Никифорович, как врач велел. И не гневайтесь на нас за быка. Иного выхода, как только застрелить его, у нас не было!

— Где уж тут выход! — сказал Кустов, довольный уважительным отношением к себе милицейского начальника. — Если не иметь опыта, с быком лучше не связываться. Но, однако, зачем вы затащили его в дом?

— Не затаскивали мы, он сам к нам пожаловал. В этом-то вся загвоздка, Степан Никифорович! Но нам с вами ничего не понять, пока ученые люди не разберутся.

— Это уж точно! Эх, приехать бы мне пораньше! Был бы живой наш бык.

— Живой-то живой! — проворчал Кузьминых, выходя с Сашей из комнаты. — Да все равно не рассказал бы, где находился в течение трех часов, вот в чем дело!…

Только войдя вслед за старшим лейтенантом в кабинет — арену недавней корриды, — Саша спросил:

— Где он находился в течение трех часов?… Ты думаешь, где-то находился?

— А как же иначе!

— Значит, и Анечка где-то находится, и наш Белка тоже?

— По-моему, да!

— Где же?

Кузьминых нахмурился.

— Я не ясновидец, как некоторые, — сказал он. — Откуда я знаю. Но где-то они должны быть, если живы. Впрочем, — прибавил он, — мертвые тоже не могут исчезать бесследно.

Он задумчиво посмотрел на тушу быка, загораживающую половину кабинета (до приезда начальства было решено ничего не трогать), и вздохнул.

— Вот кто мог бы рассказать многое, да не расскажет! Давай-ка, Саша, подытожим события, разберемся до приезда начальства. Если есть мысли, выкладывай!

— Я думаю…

— Вот и хорошо, что у тебя есть о чем думать. А у меня никаких мыслей нет.

Могло показаться странным, что после всех происшествий сегодняшнего дня они могли спокойно говорить и даже обмениваться шутками. Словно и не исчезала трехлетняя девочка, не лежал тут же рядом неведомо как оказавшийся здесь бык, словно ничего, выходящего за рамки обыденности, не случилось. Но это, опять-таки, как в семье Кустовых, действовал инстинкт самозащиты. Мозг, неосознаваемо для них, защищал себя от вторжения того, что могло нанести ему вред. Так было не только с Кузьминых и Сашей. Все сбежавшиеся на выстрелы и видевшие быка давно разошлись по своим местам и не только не говорили о происшествии, но даже старались о нем не думать.

— Вот посмотри! — сказал Саша, подходя к карте города и его окрестностей. — Видишь, вот наша улица, на ней расположены дома, наш и Болдыревых. Они стоят на одной линии, вдоль улицы, а она совершенно прямая. И такая же прямая идет дальше дорога от города до колхоза. Выходит, что оба дома и колхоз тоже на одной линии. Улавливаешь?

— Продолжай! — Кузьминых начал волноваться. Он понял мысль, пришедшую в голову Кустову.

— В одно время, а именно в десять минут восьмого, три существа — ребенок, бык и кот — пересекли эту невидимую линию и исчезли. А что было до этой минуты? И что после нее?

— Что-то я плохо улавливаю.

— Потому, что не видел, как исчез Белка. До своего прыжка он что-то почуял. Я видел, как он пристально смотрел сначала на пол, впереди себя, потом вперед, постепенно поднимая голову. Нечто невидимое и для человека неслышимое медленно поднималось, я уверен, не только в нашем доме, но и по всей линии, о которой мы только что говорили. А потом кот прыгнул сквозь это нечто и исчез. Теперь вспомним рассказ моего деда. Бык тоже что-то чуял, он заупрямился, не хотел выходить, а когда удар деда заставил его выйти, он тоже исчез. Трехлетний ребенок конечно ничего не почуял, пересек линию и исчез.

— Здорово! — искренне восхитился Кузьминых. — Ну, а что было после?

— А после происходило вот что, — сказал Саша. — Мои родители, брат, я сам, все, кто находился в доме Болдыревых (ты сам, между прочим), мой дед вслед за быком — все много раз пересекали эту невидимую линию, но, однако, никуда не исчезали. Линия, видимо, сама исчезла, во всяком случае, перестала “действовать”. Впрочем, лучше называть это нечто не “линией”, а “полосой”, расположенной вертикально. Но что это за полоса? Откуда она взялась в нашем городе и его окрестностях? Мне кажется, — неожиданно закончил Саша, — что это какие-то опыты, проводимые какими-то учеными, вот и все!

— Вот и все! — повторил Кузьминых. — Прав ты или не прав, сказать затрудняюсь. За такие опыты под суд отдают. Ты забыл про девочку Болдыревых? Ничего себе опыты, убивающие детей!

— Быка этот опыт не убил, однако! Убили его мы…

Саша вдруг замолчал, пристально всматриваясь в карту. Удивленный старший лейтенант услышал, как он прошептал:

— Кабы не мороз! Ну, а если все-таки!…

— Ты это про что?

— Погоди! Дай-ка линейку

Кузьминых молча достал из ящика стола и подал Саше пластмассовый треугольник, по краю которого был нанесены риски делений.

Саша почти вырвал треугольник из руки старшего лейтенанта. Тот ничего не сказал, терпеливо ожидая объяснений.

— А что, если не в доме, а на улице! — тихо произнес Саша. Потом он повернулся к Кузьминых, стоявшему возле стола капитана Аксенова.

— Товарищ старший лейтенант, — сказал он четко, но заметно взволнованным голосом, — прошу вас срочно позвонить в сельсовет деревни Фокино!

Кузьминых даже не спросил о причине столь неожиданной и странном просьбы. Ом просто и как-то сразу поверил в то, что позвонить, и именно в Фокино, совершенно необходимо. Что он скажет, когда его соединят с фокинским сельсоветом, он не подумал.

Младший лейтенант Кустов, самый молодой сотрудник городского отделения милиции, до сегодняшнего дня ничем не примечательный, внезапно приобрел в глазах Кузьминых непререкаемый авторитет. Раз он говорит — надо, значит — надо!

Но старшему лейтенанту не пришлось придумывать предлога; для своего звонка или передавать трубку Саше. Едва только он сказал: “Говорит начальник Н…ской милиции”, чей-то голос не том конце провода радостно воскликнул: “Вот хорошо! А мы только что собрались звонить вам!”. А дальше ошеломленный старший лейтенант услышал такое, что в первое мгновение усомнился — уж не спит ли он? На прерывая собеседника, он слушал минуты три, потом спросил только: “В каком состоянии?” — и, получив ответ, положил трубку. Ни слова не говоря Саше, вопросительно смотревшему на него, Кузьминых позвонил и приказал вошедшему сержанту:

— Быстро — машину!

Сержант ответил: “Есть!” — и вышел. Кузьминых нервно потер пальцем виски, повернулся к Саше и не менее минуты смотрел на него, словно в первый раз видел.