Филип Дик - Лабиринт смерти

— Да что ты говоришь? Неужели всерьез? Полетишь без меня? Черта с два! Чтобы я тебя одного отпустила? Без моего присмотра ты…

— Ладно, ладно, — ехидно произнес он. — Так и быть, можешь составить компанию. Иначе тебе придется связать жизнь с Госсимом, а я этого даже такому врагу не… — Он не договорил — кончился воздух в легких.

Мэри молча вернулась к еде.

Глава 3

в которой собирается компания друзей и к Сью Смат возвращаются ее способности

— Вы над поверхностью Дельмака–Ноль, высота одна тысяча миль, — прогремел в ухо Бену Толчифу головной телефон. — Пожалуйста, переключитесь на автопилот.

— Я и сам умею садиться, —ответил гарнитуре Бен и засмотрелся на раскинувшийся внизу мир, залюбовался его красками.

«Облака, — решил он. — Естественная атмосфера. И это — ответ на один из моих бесчисленных вопросов».

У него полегчало на душе, пришла уверенность. А затем возник следующий вопрос, от которого убавилось эйфории: принадлежит ли этот мир к числу Господних?

Приземлился он без труда. Потянулся, зевнул, рыгнул, расстегнул ремень безопасности, встал, враскачку прошел клюку, откинул его крышку, вернулся в кабину управления и заглушил реактивный двигатель. Заодно прекратил подачу воздуха. Вот вроде и все. Он взобрался по железным ступенькам и неловко выпрыгнул из люка на грунт.

К космодрому примыкал ряд домов с плоскими крышами — крошечная колония. В направлении носача шагало несколько человек, видимо, с намерением поприветствовать вновь прибывшего. Бен помахал руками, радуясь тяжести перчаток из кожзаменителя–полимера; они, как и другие детали громоздкого скафандра, добавляли веса его соматическому «я».

— Привет, — обратился к нему женский голос.

— Привет, — взглянул на подошедшую Бен.

Она носила темный рабочий халат и темные же брюки; наряд очень шел к простецкому круглому веснушчатому лицу.

— Это Господний мир? — спросил он, неторопливо двинувшись навстречу.

— Это не Господний мир, — ответила молодка, — но странностей тут хватает. — Она махнула рукой в сторону горизонта, а затем протянула ее Бену, сопроводив жест дружелюбной улыбкой. — Бетги Джо Бем, лингвист. Вы — либо мистер Толчиф, либо мистер Морли. Все остальные уже здесь.

— Толчиф, — ответил Бен.

— Давайте я представлю других. Вот этот пожилой джентльмен Берт Кослер, наш сторож.

— Рад с вами познакомиться, мистер Кослер. — Рукопожатие.

— Я тоже рад знакомству, — закивал старик.

— Мэгги Уолш, теолог.

— Рад с вами познакомиться, мисс Уолш. — Рукопожатие. Симпатичная девица.

— А я рада познакомиться с вами, мистер Толчиф.

— И гнац Таг, термопластика.

— Привет.

— Привет. — Чересчур сильное, даже грубое давление на кисть. Мистер Таг Бену сразу не понравился.

— Доктор Милтон Бабл, медперсонал нашей колонии.

— Приятно познакомиться, доктор Бабл. — Рукопожатие.

Пухлый коротышка Бабл носил пеструю безрукавку. Выражение его лица показалось Бену весьма странным.

— Тони Дункельвельт, фотограф и почвовед.

— Рад встрече. — Рукопожатие.

— А этот господин — Уэйд Фрэйзер, психолог. — Долгое, чопорное пожатие руки Бена грязноватыми и влажными пальцами Фрэйзера.

— Глен Белснор, электроника и компьютеры.

— Очень приятно. — Сухая, жесткая кисть уверенного в себе технаря.

Подошла, опираясь на клюку, долговязая старуха с бледным, но одухотворенным породистым лицом.

— Мистер Толчиф, — подала она Бену худую и слабую руку, — я Роберта Рокингэм, социолог. Хорошо, что вы наконец здесь, а то мы уже заждались.

— Вы —Роберта Рокингэм?

Бен аж просиял, до того обрадовала его эта встреча. Он‑то считал, знаменитая старая дама умерла несколько лет назад. И вот теперь его представили ей! Чего только не случается в жизни.

— А это Сьюзи Дам, делопроизводство и машинопись, — добавила Бетги Джо Бем.

— Рад знакомству, мисс… — Бен смущенно умолк.

— Смат, — сказала крепенькая, полногрудая девица. — Сьюзан Смат. Это они думают, что удачно пошутили, прилепив мне кличку Дам[5]. — Она протянула руку для пожатия.

— Может, осмотреться желаете, или как? — спросила Бетти.

— Хочу узнать предназначение колонии. Перед отправкой мне об этом не сказали.

— Увы, мистер Толчиф, мы тоже не в курсе, — сообщила пожилая социологиня и хихикнула. — По прибытии я всем задала этот вопрос, никто не смог ответить. Пока еще нет мистера Морли, но и он вряд ли прольет свет, и что мы тогда будем делать?

— Не проблема, — сказал Бену специалист по электронике. — На орбиту запущен искусственный спутник, пять раз в сутки можно увидеть, как он пролетает в небе. По инструкции, как только явится последний колонист, то есть Морли, мы дистанционно включим магнитофон на борту спутника и получим все ответы. Ну, может, кроме ответа на вопрос: «Как добиться от холодильника, чтобы лучше холодил, а то пиво слишком теплое». Хотя, может быть, и про это расскажут.

Его слова вызвали оживленную дискуссию, и в какой‑то момент Бен поймал себя на том, что участвует в ней, почти ничего не понимая.

— У нас Бетельгейзе–Четыре были огурцы. Думаете, обычным способом выращивали, в лунном свете? Как бы не так!

— Что с того, что ни разу не видели? Все равно Он существует и когда‑нибудь явится вам.

— Поскольку у нас в штате лингвист, можно предположить наличие разумных организмов на планете. Но до сих пор наши экспедиции носили неформальный характер, их едва ли можно назвать научными. Все изменится, когда…

— Ничего не изменится. Несмотря на теорию Спектовски о Боге, проникающем в историю и вновь приводящем в движение время.

— Если желаете об этом поговорить, обратитесь к мисс Уолш. Меня вопросы теологии не интересуют.

— Вы можете это повторить? Мистер Толчиф, у вас что, индейская кровь?

— Ну да, я на одну восьмую индеец. А из‑за чего возник вопрос, из‑за фамилии?

— Архитектуру удачной не назовешь. Постройки вот–вот развалятся. В холод не можем согреться, в жару тоже спасения нет… Хотите знать, что я думаю? Поселку отведен очень короткий срок. Для чего бы ни собрали нас здесь, долго это не продлится. А если продлится, мы будем вынуждены делать все с нуля, вплоть до электропроводки.

— По ночам верещит какая‑то крупная тварь. В первые дни заснуть из‑за нее не сможете. Поддаем я, конечно, подразумеваю двадцатичетырехчасовой период, а не светлое время суток, потому что верещит она не днем, а ночью. Каждую ночь орет, дрянь такая! Да сами услышите…