Айзек Азимов - Фонд и Империя

— Вы становитесь мистиком, а мне всегда было сложно понимать чужой мистицизм.

— Не важно. Вы понимаете, что Фонд опасен для нас.

— Еще на Сайвенне я говорил вам об этом.

— В таком случае, вы понимаете, что опасность должна быть уничтожена в зародыше — или ее вообще не уничтожить. Вы узнали об этом Фонде раньше всех и знаете о нем больше, чем кто-либо в Империи. Вы наверняка знаете их уязвимые места и можете предупредить о возможных контрмерах. Ну же, будем друзьями!

Дасем Барр поднялся и спокойно сказал:

— Помощь, которую я могу оказать, ничего не стоит. Поэтому я предпочел бы не обременять вас ею, несмотря на всю вашу настойчивость.

— Мне лучше знать, чего она стоит.

— Нет, я серьезно. Нет необходимости направлять всю мощь Империи на сокрушение этого мира пигмеев.

— Почему нет? — Глаза Риоза жестко блеснули. — Нет, оставайтесь на месте. Я скажу, когда вы сможете уйти. Почему нет? Вы не правы, нельзя недооценивать такого врага.

Патриций, — продолжал он неохотно, — я потерял один корабль, когда возвращался обратно. У меня нет доказательств, что он попал в руки Фонда, но мы до сих пор не можем его обнаружить. Если бы это был просто несчастный случай, то его обломки можно было бы отыскать. Это — незначительная потеря, совсем ничтожная, но она может означать, что Фонд уже начал военные действия. Такая самоуверенность и пренебрежение к последствиям наводят на мысль, что в их арсенале может быть оружие, о котором я ничего не знаю. Вы бы мне очень помогли, если бы ответили на несколько вопросов. Какова их военная мощь?

— Не имею ни малейшего представления.

— Тогда объясните, как вы это понимаете. Почему вы говорите, что Империя не сможет победить ничтожного врага?

Сайвенянин снова сел и отвел взгляд в сторону:

— Потому, что я верю в принципы психоистории. Это странная наука. Она достигла математического совершенства, благодаря Хэри Селдону, и умерла вместе с ним, потому что с тех пор нет способных разобраться во всех ее сложностях. Но даже за такой короткий период она проявила себя как самый властный из всех существующих инструментов изучения человечества. Она не может предсказать действие отдельных личностей, но с помощью математического анализа и экстраполяции она способна руководить и предсказывать действия групп людей.

— Значит…

— Именно психоисторию Селдон и его группа применили в полной мере при основании Фонда. Место, время и условия математически просчитаны, и поэтому развитие новой Империи необратимо.

Риоз сказал раздраженно:

— Вы хотите сказать, он уже предсказал, что я буду атаковать Фонд и проиграю эту битву по такой-то причине? Вы хотите сказать, что я, как безмозглый робот, следую по заданному пути к разрушению?

— Нет, — холодно ответил Патриций. — Я уже сказал, что эта наука не рассматривает действий Индивидуума. Поле ее шире такого предвидения.

— Тогда мы крепко связаны руками Богини Исторической Необходимости.

— Психоисторической Необходимости, — мягко поправил Барр.

— А если я использую свою прерогативу свободной воли? А если я буду атаковать в следующем году или не буду делать этого вообще? Как сговорчива Богиня? Как щедра?

Барр пожал плечами:

— Атакуй или нет, одним кораблем или всей силой Империи, военным или экономическим давлением, честным путем объявления войны или предательской засадой. Делайте что хотите по своей воле, но вы все равно проиграете.

— Из-за призрака Хэри Селдона?

— Из-за математики человеческого поведения, которая не может быть ни приостановлена, ни повернута вспять, ни задержана.

Они пристально смотрели друг другу в глаза, пока Генерал не отступил.

Он сказал просто:

— Я принимаю этот вызов: призрак против живой воли.

4. Император

Клеон II (об. Великий), последний сильный Император т. н. Первой Империи. Покровитель искусств, которые во время его долгого правления достигли расцвета. По художественным произведениям известен большей частью в связи с Белом Риозом; в истории — Император Риоза. События последнего года его правления не должны заслонять собой сорок лет…

Клеон II был властелином Вселенной. Он страдал неизвестным тяжелым недугом. Странно, но эти два взаимоисключающих факта были совместимы. И таких случаев в человеческой истории великое множество.

Клеону II не было никакого дела до этих случаев. Размышления над длинным перечнем подобных фактов ни на йоту не уменьшают собственных страданий. Его согревала лишь мысль, что его прадед был предводителем пиратов на планете величиной с песчинку, а он проводил время во Дворце удовольствий Амменетика Великого, будучи прямым наследником Властителей Галактики, простирающейся в необозримое прошлое. Усилиями его отца Стэннела VI были закрыты всевозможные пути для недовольства, Галактика процветала, и, как следствие, ни одно облако восстания в течение 25 лет правления не затмевало его сверкающую славу. Но все же положение вещей его беспокоило.

Император Галактики и Властелин Вселенной откинул голову на подушки, чтобы заставить боль отступить. От их невесомой мягкости боль постепенно утихла, и, найдя удобное положение, он отдохнул немного. Потом с трудом сел и угрюмо осмотрел стены огромной спальни. Плохая комната для того, чтобы побыть одному, очень большая. Все комнаты были слишком велики.

Но лучше быть одному во время приступов болезни, чем терпеть ряженых придворных, их притворное сочувствие, их назойливое всепоглощающее занудство. Лучше оставаться одному, чем видеть эти непроницаемые маски, за которыми проглядывает лицемерное ожидание его смерти и расчеты на возможного наследника престола.

Те же мысли тревожили и его. У него было три сына: молодых, смелых, многообещающих, отважных. Куда они запропастились в эти плохие дни? Ждут, конечно. Каждый следит друг за другом. И все следят за отцом.

Он с трудом пошевелился. Теперь Бродриг просил аудиенции. Преданный, худородный Бродриг; преданный потому, что его дружно ненавидит вся придворная знать. И это было единственным, в чем они все были единодушны.

Бродриг — преданный фаворит. Как тут не быть преданным, если его самый скоростной в Галактике корабль превратится в развалины на следующий же день после смерти Императора.

Клеон II нажал на плоскую кнопку на подлокотнике своего дивана, и огромная дверь в конце комнаты стала прозрачной.

Бродриг прошел по пурпурному ковру и преклонил колени перед Императором, целуя его немощную руку.