Василий Мидянин - Магистр
Михаил молчал, задумчиво глядя в огонь.
– Так же и в жизни, – продолжал разглагольствовать Евронимус с набитым ртом. – Пресытившись чудесами Благого Божества, мятущийся темный адепт вдруг слышит вдали чистый колокольный звон. Словно под гипнозом, он идет в храм Врага – и вдруг ощущает сатори, пронзающее его насквозь, как член любовника! А?
Михаил молча смотрел в огонь.
– Вот только грязные грибные шляпки, запеченные на костре, равно как и колокольный звон, довольно быстро приедаются. Начинаешь тосковать о тишине, тонких деликатесах, ноже и вилке. А еще лучше – о симфонической музыке и палочках для еды. – Зверь ласково усмехнулся. – Не правда ли, коллега?
– Я тебе не коллега, рогатый, – грубо произнес наконец Михаил, не отрываясь от созерцания огня. Казалось, вид противника ему неприятен, поэтому он старался не смотреть на него. – Давай поскорее покончим с этим, ибо тошнотворно мне сидеть тут и слушать твои жалкие умствования.
– Все мы регулярно умствуем, – пожал плечами Антихрист. – Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей. Вы, Виктор Сергеевич, умствуете теологически, наивно полагая, что ухватили за хвост Истину в форме божественного откровения. Я умствую на гастрономическую тему. Все мы в конечном итоге уподобляемся тем комическим слепцам из древней басни, которые, пощупав слона с разных сторон, сделали ряд авторитетных экспертных заключений о том, что слон похож на змею, лист пергамента, колонну, стену, веревку и так далее. Давайте-ка действительно ближе к делу. Итак, насколько я понимаю, теперь вы готовы сразиться?
– Нет, – покачал головой Михаил. – Я не стану с тобой сражаться.
– Пустое, – отмахнулся Антихрист. – Я хочу этого, а значит, так будет. Раньше или позже – какая разница? У меня впереди вечность. – Он снова вперил острый взгляд в переносицу Михаилу. – Но зачем же вы тогда вышли из скита, любезный Виктор Сергеевич, если так-таки и не собираетесь драться?
– Чтобы сказать тебе это в лицо, – серьезно ответил великосхимник, глядя поверх головы собеседника на поднимающуюся над лесом луну. – Нарасстоянии, похоже, ты не способен понять столь простую мысль.
Лицо Антихриста стало бесстрастным. Он снял с прутика еще один гриб и принялся задумчиво его жевать.
– Боюсь, ты издеваешься надо мною, – наконец нехотя проронил он. – Ты не можешь не понимать, что на расстоянии двух шагов и вне Дома Боли я уничтожу тебя в течение четырех секунд, если ты не станешь сопротивляться. Ты не боишься смерти, Магистр?
Михаил неопределенно пожал плечами.
– Думаю, что нет, – безразлично произнес он. – Все в руках Господа.
Делай, что задумал, бес.
– Да не бес я! Видишь ли, в этом коренное отличие наших учений. В твоем бог снисходительно спускается с небес, чтобы на некоторое время стать человеком. В моем все наоборот – достойный человек, впитывая Силу и приобретая бесценный опыт, постепенно становится богом. Ты и сам мог стать таким человекобогом. Почувствуй разницу. – Антихрист помолчал, неторопливо двигая челюстями. – Значит, смерти не боишься. Весьма достойно. Небось, и пыток не боишься, стоик?
– Пыток боюсь, – снова пожал плечами великосхимник. – Но пытками тебе все равно ничего не добиться.
– Будто уж, – хмыкнул Зверь. – Смотри: двадцать часов непрерывных пыток – и ты сам приполз на пузе. Может быть, имеет смысл надавить еще немножко?..
– Я просто пришел на тебя взглянуть, – сказал Михаил. – На букашку, которая наделала столько шуму. Обыкновенное человеческое любопытство. А теперь отправляйся в преисподнюю, которая тебя породила. Я не собираюсь с тобой сражаться. Силой Господа нашего Иисуса Христа заклинаю тебя: поди прочь!..
– Да погоди ты со своим Христом, – нахмурился Зверь, пристально глядя на собеседника. – Ты знаешь, я вообще-то неприятно удивлен тем, как крестовики сумели за такой короткий срок настолько промыть тебе мозги. Ты же разговариваешь и мыслишь каноническими штампами! Впрочем… – Он внезапно протянул растопыренную ладонь и положил ее на темя Михаилу, так что тот даже не успел отстраниться. Замер на долю секунды, словно замеряя пульс. – Э, брат! Да тебе же сделали полную фронтальную лоботомию!..
Антихрист выглядел ошарашенным. На его лице возникло выражение такой детской обиды, что Михаил едва не расхохотался в голос – настоль ко нелепо и неуместно это сейчас выглядело.
– Сколько наглухо закрытых участков мозга! Никогда еще такого не видел, Дурачок, они же заблокировали все твои центры агрессии, а вместе с ними – талант, пассионарность и магические способности! А я-то думаю, с какой стати великий магистр внезапно превратился в воцерковленный овощ!.. – Евронимус сокрушенно покачал головой. – Вот беда-то… – Зверь глубоко задумался; его челюсти машинально двигались из стороны в сторону, перетирая очередной гриб. – Что ж, – снова очаровательно улыбнулся он, – ничего не поделаешь. Значит, такова судьба. Придется мне просто раздавить тебя – безо всякого удовольствия, как таракана. Вот только безумно жаль потраченного на тебя времени… Впрочем, всякий опыт бесценен, даже столь мизерный и нелепый.
– Это мы еще поглядим, – негромко произнес Михаил, глядя в подпрыгивающее пламя костра. – Насчет раздавить.
– Битва? – с радостным недоверием вскинулся Антихрист.
– Нет, – покачал головой Михаил. – Сила Христа.
– О, – вновь опечаленно сник Зверь.
Некоторое время они молча сидели, завороженно наблюдая, как огонь с треском пожирает сложенные шалашиком сучья. Они думали каждый о своем – и оба об одном и том же.
– А ведь я знаю, почему ты подался к иисусопоклонникам, – задумчиво проговорил Зверь. – Ты просто испугался. Ты трус. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что я иду по иерархии строго снизу вверх. Так что однажды должен был наступить твой черед, Магистр, и ты смертельно испугался, видя, как широко шагаю я по трупам твоих предшественников, попирая их раздвоенными копытами. Ты предпочел жалкое, никчемное прозябание в этом таежном скиту доблестной битве и благородному поражению. Ты предпочел отдать крестопоклонникам в качестве позорной дани все свои способности, весь свой талант, всю потенцию за лишние десять – двенадцать лет жалкой жизни, которые ты будешь влачить в голоде, холоде и непрерывном страдании в стенах Дома Боли.
– Ты все меряешь по себе, пес, – устало проговорил Михаил. Длительная пытка здорово вымотала его, и сейчас он чувствовал себя утомленным. Впрочем, трескучие речи собеседника утомляли его еще больше. – Боюсь – тебя, нелепое создание, возомнившее себя богом? Я уже устал от твоей болтовни, ничтожество. Когда ты начнешь меня убивать? Может быть, это ты боишься меня – жалкого, никчемного, слабого монаха?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});