Клиффорд Саймак - Час оборотня (сборник)

Дул холодный северо-западный ветер; Блейк плотно запахнул на груди коричневый шерстяной халат, закутался в него до самых ушей, съежился и, пройдя через дворик, поднялся по короткой лестнице с тремя ступеньками к двери. Та открылась, и он шагнул внутрь.

— Добрый вечер, сэр, — сказал Дом и добавил укоризненно: — Похоже, вы припозднились.

— Со мной что-то случилось, — ответил Блейк. — Не знаешь, что бы это могло быть?

— Вы покинули внутренний дворик, — сказал Дом, негодуя потому, что от него требовали сведений, которые он не мог дать. — Вам, разумеется, известно, что наша опека не распространяется за его пределы.

— Да, — промямлил Блейк, — это мне известно.

— Вы должны были сообщить нам о том, что уходите, — строго сказал Дом. — Вы могли бы условиться о связи с нами. Мы бы снабдили вас соответствующей одеждой. А так что получается? Я вижу, вы вернулись в одежде, отличной от той, которая была на вас, когда вы уходили.

— Я взял ее взаймы у друга, — ответил Блейк.

— Пока вас не было, на ваше имя поступило сообщение, — сказал Дом. — Оно в почтографе.

Почтограф стоял сбоку от входа. Блейк шагнул к нему и вытащил торчавший из передней стенки листок бумаги. Записка, выведенная аккуратным, четким почерком, была краткой и официозной. В ней говорилось: «Если мистер Эндрю Блейк сочтет удобным для себя связаться с мистером Райаном Уилсоном из городка Уиллоу-Гроув, он сможет узнать нечто чрезвычайно полезное».

Блейк осторожно держал бумажку в пальцах. Невероятно, думал он. Это пахнет мелодрамой.

— Уиллоу-Гроув? — переспросил он.

— Мы посмотрим, где это, — ответил Дом.

— Будьте добры! — проговорил Блейк.

— Ванна сейчас будет готова, — сказал Дом. — Если, конечно, вы хотите.

— И еду недолго сварить! — крикнула Кухня. — Что желает хозяин?

— Да, поесть-то я, наверное, не прочь, — ответил Блейк. — Как насчет яичницы с ветчиной и пары ломтиков поджаренного хлеба?

— Мне одинаково легко сделать все, что угодно, — сказала Кухня. — Гренки с сыром? Омар?

— Яичницу с ветчиной, — заявил Блейк.

— Как быть с обстановкой? — спросил Дом. — Мы неприлично долго не меняли ее.

— Нет, — устало ответил Блейк, — оставь все как есть. Не трогай обстановку. Она не имеет большого значения.

— Еще как имеет, — резко произнес Дом. — Существует такая штука, как…

— Оставь ее в покое, — повторил Блейк.

— Как вам угодно, хозяин, — сказал Дом.

— Сначала поесть, потом — в ванну, — проговорил Блейк. — И спать. У меня был трудный день.

— А что с запиской?

— Пока не думай о ней. Утром все решим.

— Городок Уиллоу-Гроув находится к северо-западу отсюда, — сказал Дом. — Пятьдесят семь миль. Мы посмотрели по карте.

Блейк пересек гостиную, вошел в столовую и уселся за стол.

— Вам надо прийти и забрать еду, — завопила Кухня. — Я не могу ее вам принести!

— Знаю, — ответил Блейк. — Скажешь, как только все будет готово.

— Но вы уже сидите за столом!

— Человек имеет право сидеть там, где пожелает! — вспылил Дом.

— Да, сэр, — откликнулась Кухня.

Дом снова умолк, а усталый до изнеможения Блейк пересел в кресло. Он заметил, что в комнате мультобои. Хотя, если вдуматься, это даже и не обои, на что Дом указал Блейку еще в день его приезда сюда.

Появилось такое множество разных новинок, что Блейк часто чувствовал себя обескураженным.

Обои изображали лес и луга, по которым бежал ручеек. К ручью опасливо подскочил кролик. Остановившись возле пучка клевера, он сел и принялся ощипывать цветы. Уши его покачивались из стороны в сторону. Кролик стал чесаться, склонив голову набок и мягко поглаживая себя длинной задней лапой. Ручеек искрился в солнечном свете, сбегал с маленьких порогов. По поверхности воды неслись крапинки пены и опавшие листья. Пролетела и села на дерево птица. Задрав головку, она запела, но звука не было. Лишь по дрожащему зобу можно было определить, что птичка поет.

— Включить звук? — спросила Столовая.

— Нет, спасибо. Что-то не хочется. Я бы просто посидел и отдохнул. Может быть, как-нибудь в другой раз.

Посидеть, отдохнуть, подумать, разобраться. Попытаться понять, что с ним случилось, как это могло случиться и, конечно же, почему. Определить, кто он или что он такое, кем был раньше и кем мог стать теперь. Все это какой-то кошмарный сон наяву, подумал он.

Однако вполне возможно, что утром ему снова будет хорошо. Или покажется, что все снова хорошо. Будет сиять солнце, и мир зальется ярким светом. Он пойдет гулять, поболтает кое с кем из соседей по улице, и все будет в порядке. Может быть, надо попросту забыть обо всем этом, вымести вон из сознания? Может быть, такое больше никогда не повторится, а если не повторится, то зачем тревожиться?

Он неловко заерзал в кресле.

— Который час? — спросил он. — Долго ли меня не было?

— Почти два, — ответил Дом. — А ушли вы в восемь или в самом начале девятого.

Шесть часов, подумал Блейк.

А он помнит не больше двух из них. Что же случилось в остальные четыре и почему он не может вспомнить то время, которое провел в космосе? То, что предшествовало его полету в космос? Почему жизнь его должна начаться с того мига, когда он открыл глаза на больничной койке в Вашингтоне? Были же другие времена, другие годы. Было у него когда-то и имя, была и биография. Что же случилось, что же стерло все это?

Кролик кончил жевать клевер и ускакал. Птица сидела на ветке, но больше не пела. Вниз по стволу дерева бежала белка; в паре футов от земли она остановилась, молниеносно развернулась и вновь помчалась вверх. Добравшись до сучка, она немного пробежала по нему, замерла и заколебалась, возбужденно подергивая хвостом.

Как будто у окна сидишь, подумал Блейк, глядя на лесной пейзаж. Изображение не плоское, есть у него и глубина, и перспектива, а краски пейзажа не нарисованы, они такие, словно смотришь на настоящую природу.

Дом до сих пор обескураживал и смущал Блейка, иногда стеснял. В его фоновой памяти не было ничего такого, что могло бы подготовить его к подобным вещам. Хотя он вспоминал, что в те туманные времена, которые предшествовали полному забытью, кто-то (имени он не помнил) раскрыл загадку гравитации, а применение солнечной энергии стало обычным делом.

Однако Дом не только питался от собственной солнечной электростанции и летал при помощи антигравитационного приспособления. Он был чем-то большим, нежели просто домом. Это был робот, робот с введенной в него программой вышколенного слуги, а иногда в нем, казалось, просыпался материнский инстинкт. Он заботился о людях, которых приютил. Мысль об их благополучии прочно засела в его машинном мозгу. Дом болтал с людьми, обслуживал их, одергивал, хвалил, ворчал на них и баловал их. Он играл сразу три роли — жилища, слуги и приятеля. Со временем, подумалось Блейку, человек начнет относиться к своему дому, как к верному любящему другу.