Дин Кунц - Мутанты
Через три часа подземных работ он под небольшим углом вынырнул на поверхность. До верха должно было насчитываться всего восемьдесят три мили, но он шел наклонной выработкой и продвинулся намного дальше. Стояла ночь. Тоэм заглушил пламя и включил инфракрасные фары. Ничего, кроме песка. Но зато уж полным-полно. Решил лучше автомобиль оставить тут, закопать и явиться в столицу в одиночку. Непредусмотрительно прибывать в ромагинской военной машине, раз он даже не солдат. Можно возбудить подозрения в местной комендатуре.
Выбравшись, перевел машину на погружение и проследил, как она медленно, словно песчаный краб, утонула. Когда автомобиль скрылся с глаз, а урчание мотора смолкло, повернулся к шоссе, перерезавшее пустыню впереди в сотне футов, и пустился в путь. На краю дороги сориентировался, вглядываясь в слабое сияние огней там, где должен раскинуться город. Лег на землю, привел в действие реактивный пояс, спрятанный под камзолом, взлетел в воздух и тихо поплыл в ночной прохладе к столице.
И к Тарлини.
А через четыре мили увидел бивачный костер...
Глава 4
Он не остановился бы, если бы не услышал вопль. Но это задело его. Он принадлежал к роду людей гордых и честных, готовых прийти на помощь. В повседневной жизни они редко сталкивались со злом, однако столкнувшись — боролись. Вопль означал, что кто-то попал в беду, а он никого не оставлял без подмоги.
Сверил ориентиры, чтобы не сбиться с пути к городу, вильнул влево к купе корявых деревьев и кустов, высившейся одиноким монументом на древнем поле битвы. Самые высокие деревья вонзались в темное небо, словно сабельные клинки, из которых вымахали молодые побеги. Костер, разложенный на краю зарослей, метался и приплясывал, как взбесившееся чудовище. Тоэм нырнул в темноту средь деревьев и поплыл между ними, выискивая человеческие фигуры, которые наверняка должны были там обнаружиться.
И точно. Кучка мужчин в ветхих одеждах сидела вокруг костра. Он разглядел, что на самом деле сидят они вокруг очень маленького мальчика. Мужчины оказались небритыми угрюмыми существами. "Кочевники", — подумал он. Шатаются по пустыням Базы-II в поисках того немногого, что там можно найти, время от времени забредают в город, удовлетворяют в публичных домах потребность в женщине, одурманиваются на постоялых дворах элем и винами. Мальчик представлял собой уменьшенную копию мужчин. Нечесаный, одетый в отрепья, притулился в центре образованного мужчинами полукруга. Лишь одно отличало его. Глаза.
Белые глаза...
Снежные глаза...
Это не были глаза альбиноса, в них отсутствовал характерный розоватый оттенок. Кроме того, волосы мальчика были темные, кожа смуглая. Глаза же не просто светло-голубые, на грани бесцветности, а белые, чисто белые. Радужка белая, зрачок еще белей.
— Давай, — сказал крупный мужчина, последний из полукруга, — По одному за раз. Ну, может, по два, — предупредил мальчик дрожащим голосом.
— Еще чего, — возразил мужчина. — А остальным, конечно, придется час дожидаться, покуда по два за раз грезят. Раньше ты вводил в транс всех шестерых.
— Я устал. Мы целый день грезим.
— И всю ночь будем. Завтра в город идем. Ты доведешь нас до нужной кондиции, обостришь ощущения до крайности, чтобы мы до конца чуяли все, что делаем, чтобы ежесекундно и полностью вкушали каждую выпитую каплю и проглоченный кусок, чтоб минуты, которые мы проведем с женщинами, показались нам днями и месяцами.
— Годами, — поправил жирный кочевник, утирая со щек капли пота, пока они не скатились вниз и не юркнули в бороду.
— Вы убьете меня, — предостерег мальчик.
Кочевник, который говорил первым и больше всех смахивал на главаря компании, схватил щипцы, вытащил из костра раскаленный уголь, еще подержал его над огнем, а потом швырнул в мальчика. Уголь скользнул по худенькому плечику, оставив коричневый след от ожога.
Мальчик опять испустил тот же визг, который Тоэм слышал с дороги. Этот визг не выдерживал сравнения ни с одним, когда-либо им слышанным. Это был сразу десяток визгов, и каждый следующий на сотню децибел превосходил предыдущий. Тоэм представил, как они летят в бесконечность, далеко за пределы человеческого слуха, кружась и кружась по спиральным орбитам — целая вечность визгов.
— Мы тебя свяжем, — объявил жирный, поднимая руку и тыча в мальчика. Под мышкой расплылось огромное, во весь бок, мокрое пятно. — Мы тебя свяжем и набросаем углей на физиономию, один за другим, а потом их еще разогреем. Они прогрызут черепушку и попадут прямо в мозги.
Мальчик опять завизжал. Даже деревья, похоже, услышали и содрогнулись.
— Ладно, — вымолвил наконец тоненький голосок. — Попробую. Но могу только попробовать. — Он закрыл белые глаза, опустив на них темные веки.
И вдруг Тоэм, висевший поблизости, ощутил, что мир вокруг завертелся. Он рванулся, схватился за ветку.., и Тоэма больше не стало...
Он стал цветом...
Крошечной алой вспышкой в море синевы...
Капелькой киновари, крутившейся и метавшейся, взлетавшей и падавшей, расплывавшейся и густевшей...
Волны ляпис-лазури швыряли его в потоки охры и гуммигута... Разбрызгивая влагу, он рухнул на прибрежную полосу цвета гелиотропа с пятнышками кадмия...
Красныйкрасныйкрасныйкрасныйкрасныйкрасный.., красный.., красныйкрасныйкрасныйкрасныйкрасныйкрасный...
Личность исчезла начисто. Потеря личности принесла облегчение, абсолютное, освежающее, изумительное...
Гештальт, целостная структура, вобравшая все оттенки красного: румяный, алый, киноварь, крапп, багрянец, кошениль... Все в одном... Одно во всем...
Красныйкрасныйкрасныйкрасныйкрасный на земле из радужных дуг и пурпурных призм...
Потом все цвета постепенно поблекли, и вновь появилась земля, и он вновь стал человеком. Но не индивидуумом, а средоточием всего, чем хотелось бы обладать любому мужчине — могучим телом, величайшим интеллектом, полнотою любовных желаний и способностей. Он превратился в утонченное существо и одновременно в животное. Искушенное и одновременно невинное. И побрел, обнаженный, вперед по лесам из колышущихся пальм.
И явились обнаженные девушки. Листья покачивались, ловя дуновения ветерка, и начинали превращаться в женщин всех форм и оттенков. В низеньких и высоких, худых и полных, с большими грудями и с маленькими. И все они были прекрасны...
Призрачные женщины...
Прелестные женщины...
Он — красныйкрасныйкрасныйкрасныйкрасный — накатывался на них, как волна, в которой вскипало желание...
Они — манящие, мягкие, соблазнительные — плыли в нем, как...
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});