Джо Холдеман - Бесконечная свобода

Я был слишком грязным и усталым для того, чтобы чувствовать себя так, как принято на вечеринках. Но в доме была теплая вода для умывания; к тому же Эми извлекла несколько литров самогона, который она несколько месяцев настаивала на ягодах, чтобы смягчить вкус. Напиток просто обжигал нутро и изрядно взбодрил меня.

Те же любители, что и всегда, принесли музыкальные инструменты, и они довольно хорошо звучали в большом пустом сарае. Несколько человек, у которых осталось достаточно энергии, принялись танцевать на новом мраморном полу. Я ел рыбу, грибы, жареный лук и выпил столько самогона, что готов был и сам начать танцевать.

Человек вежливо отказалась от нашего угощения, измерила нагрузку в нескольких узловых точках и объявила сарай безопасным. А затем она отправилась домой, чтобы заниматься там… Бог весть, чем они там занимаются.

Чарли и Диана присоединились ко мне возле жаровни я снимал с нее рыбу, а они раскладывали куски цыплят.

– Значит, ты хочешь драться с ними? – негромко сказала она Я знал, что Чарли обязательно обсудит с нею наш разговор. – А зачем? Если даже ты убьешь их всех, что это даст?

– О, я не хочу убивать ни одного из них. Они люди, что бы там они о себе ни говорили. Но я работаю над одной штукой. Я расскажу о ней на собрании, когда мы подчистим недоделки.

– Мы? Ты и Мэригей?

– Конечно. – На самом деле я еще не обсуждал этого с нею, так как сама мысль только что – между мастикой и стойками – пришла мне в голову. – Один за всех и все за одного.

– Странные вещи вы говорили в старину.

– Мы были странными людьми. – Я осторожно снял с решетки жареную рыбину и положил ее на теплую тарелку. – Но мы делали дела.

Мы с Мэригей долго разговаривали этой ночью и ранним утром. Она, почти так же, как и я, была сыта по горло Человеком и нашей односторонней «договоренностью», согласно которой мы являлись племенным стадом, пастбищем которого была эта никчемная арктическая планета. Такое положение позволяло нам выжить, но и только. Мы должны сделать больше, пока еще достаточно молоды.

Поначалу она просто загорелась моей идеей, но затем заколебалась из-за детей. Я был почти полностью уверен, что смогу уговорить их присоединиться к нашему плану. По крайней мере, Сару, думал я про себя.

Мэригей согласилась, что нам следует проработать некоторые детали и только потом рассказать о наших мыслях на собрании. И ничего не говорить детям, пока мы не обсудим все с другими ветеранами.

Я не спал почти до рассвета; в крови пела революция. В течение нескольких недель мы пытались жить нормально, но то и дело бросали все занятия, чтобы взять из тайника записную книжку и внести в нее очередные мысли.

Оглядываясь назад, я думаю, что мы должны были больше доверять Биллу с Сарой и подключить их к этому делу с самого начала. Возможно, тогда наши мысли на этот счет были несколько помрачены острым ощущением тайны и предвкушением удовольствия от того впечатления, которое она произведет, когда будет обнародована: разорвавшейся бомбы.

Глава 3

К закату дождь со снегом сменился мягким снежком, так что мы позволили Биллу отправиться прямо на свой волейбол, а сами пошли к Чарли пешком. Селена, спутник СП, была в полной фазе и светила сквозь тучи мягким опалесцирующим светом, так что можно было идти без фонаря.

Чарли и Диана жили приблизительно в километре от озера, среди рощи вечнозеленых деревьев, поразительно напоминавших земные пальмы. Широкие листья деревьев обвисли под тяжестью снега, покрывавшего Средний Палец.

Нам попеняли, что мы явились слишком рано. Я помог Диане поставить самовары и заварить чай, а Мэригей вместе с Чарли принялась возиться на кухне.

(У нас с Дианой была тайная сексуальная история, о которой, впрочем, она сама даже не знала. По обычаю своего времени она перед тем, как попасть сюда, была лесбиянкой, ну а во время нашей кампании на Сад-138 однажды напилась и пришла ко мне специально для того, чтобы познакомиться с ощущениями от старомодного секса. Правда, она отключилась, успев только сообщить мне о своих намерениях, а наутро не помнила ничего о том, что произошло.)

Я взял металлический чайник с кипятком и залил им листья в двух горшках. Чай был одной из тех культур, которые хорошо прижились на этой планете. Кофе здесь был не лучше, чем армейская соя. Просто тут не было ни единого достаточно теплого места, где кофе можно было бы выращивать в естественных условиях.

– Твоей руке лучше, – заметила Диана, когда я поставил тяжелый чайник на место. После того как я потянул руку, работая на крыше, ей пришлось наложить мне эластичную повязку и дать какие-то пилюли.

– Не поднимал ничего тяжелее, чем кусочек мела. Она стукнула по кнопке таймера для чая.

– Ты пользуешься мелом?

– Когда мне не требуется голография. Это просто очаровывает детей. – Я преподавал высшую физику в средней школе и введение в математическую физику в колледже.

– Ну и как, есть в этом поколении гении?

– Есть один в колледже, Мэтью Андерсон. Мальчик Леоны. Конечно, в средней школе он у меня не учился. – Одаренные школьники занимались в классах, где занятия вели Человеки. Сейчас у них учился мой сын Билл. – А вообще-то большинство из них очень способные. Я лишь стараюсь разбудить их.

Чарли и Мэригей принесли на подносах сыр и фрукты, и Чарли вышел прихватить еще несколько поленьев для камина.

Их дом был спланирован куда лучше, чем наш и вообще большинство подобных жилищ. Внизу находилась одна большая круглая комната, в отдельном алькове помещалась кухня. Здание представляло собой металлический купол – половину топливного бака тельцианского военного корабля – с прорезанными дверями и окнами, а его индустриальное назначение полностью маскировалось внутри деревянными панелями и занавесками. Наверху располагались спальни и библиотека, к которым вела винтовая лестница. Там же находился небольшой кабинет и лаборатория Дианы, но в основном она вела свою работу в городе, в больнице и университетской клинике.

Камин представлял собой приподнятый над полом между серединой комнаты и стеной кирпичный круг, над которым нависал широкий раструб дымохода. Так что огонь в нем походил на лагерный костер; это было самое подходящее место для совещания старейшин.

Именно ими и являлись наши собрания, хотя возраст участников очень сильно разнился: от тысячи с лишним лет до какой-нибудь сотни, в зависимости от того, в какое время они включились в Вечную войну. А их физический возраст колебался от сорока плюс-минус два-три года до пятидесяти с небольшим, конечно, в земных годах. Здешние годы были в три раза длиннее. Возможно, люди в конце концов определят возраст для поступления в школу в два года, наступления половой зрелости – около четырех, совершеннолетия – шесть. Но не мое поколение.