Александр Громов - Ребус-фактор

Кто-то толкнул меня в левое плечо. Я обернулся, чтобы, в зависимости от обстоятельств, либо с разворота дать наглецу по роже, либо просто посоветовать не пихаться, – а там Джафар. И не с флажком, а с рогаткой. Знаю я эту рогатку, из нее человека убить можно запросто, если в висок. Джафар лупит из нее гайками под десятимиллиметровую резьбу и не промахивается ни в птицу, ни в крысу. Бац – и сразу наповал.

Мне даже не пришло в голову пихнуть его в ответ, потому что я оторопел. Фигаро по этому поводу говорил, что каждый поступает, как может. А если не может, то, стало быть, никак не поступает. Рогатка у Джафара изготовлена, резинка оттянута до отказа, глаз прищурен – целится. Не просто так целится, а со злобой. Не успел я помешать, как резинка хлопнула и гайка ушла куда надо. А куда ей надо? Неужто в министра? И тут я начал видеть все сразу, как будто голова моя оснащена не двумя глазами, а по меньшей мере восемью. Во-первых, от нас с Джафаром шарахнулись. Во-вторых, я четко увидел, как господин Мбути что-то заметил, глядит в нашу сторону, глаза выпучил и собирается крикнуть. В-третьих, сам директор Ли Чжань тоже успел обратить внимание на суматоху. А в-четвертых…

Это было хуже всего. Толстопят вдруг вскинулся на дыбы. Кабинка на нем накренилась и съехала на крестец. Господин премьер-губернатор вылетел из нее, растопырив руки и ноги, и шлепнулся на мостовую, а господин министр зацепился за что-то ногой и повис. Толстопят ревет и мечется, того и гляди помчит сдуру куда ни попадя и народ потопчет, в рядах за канатами бурление, полицейские растерялись и рты разинули, кто-то бежит к толстопяту, кто-то от него, а министр мотается туда-сюда, как тряпка, и сразу видно: мало найдется желающих поменяться с ним местами.

– Псих! Ходу отсюда!

Оказалось, что это я прокричал Джафару прямо в ухо. А в следующее мгновение ни с того ни с сего выяснилось, что я уже куда-то проталкиваюсь, куда-то бегу и тащу Джафара за руку. Я даже удивился. Мама не раз советовала мне сначала хорошенько подумать, а уж потом действовать, чтобы, значит, не пожалеть впоследствии.

Но особенно удивляться мне было некогда. Выдрались мы из толпы одноклассников – и бегом к школе. Ноги мои, уносите меня! Ранец по спине колотит, как погонялка: «Беги! Беги!» А мне-то чего бежать, спрашивается? Я, что ли, из рогатки пульнул? Однако бегу, а за мной Джафар топает и дышит, как лошадь. Никогда мы с ним близкими друзьями не были – так, приятели. И чего я улепетываю? Мне бы шарахнуться от Джафара, как шарахнулись все, и проблемы были бы только у него, а так – у нас обоих. Собственно, еще и сейчас не поздно вернуться, рассказать, как все было, а бегство объяснить растерянностью… Помурыжат и отстанут. С какой стати мне за других-то отдуваться?

А стыд?

Вот то-то и оно. Добежали мы до коновязи, что возле школы, отвязали своих лошадок, прыг в седло – и подальше, подальше отсюда! Как можно скорее. Моя Зараза с места в галоп не любит, взбрыкнула и посмотрела на меня укоризненно из-под челки, а я ее по ушам, по ушам! Да пятками в бока!

Поскакали. Пыль за нами столбом. Улицы у нас в городе большей частью не мощеные, но это и хорошо, потому что у моей Заразы подковы стершиеся, давно пора ее перековать. На втором от школы перекрестке полицейский руками замахал, а что кричал – я не расслышал. Главное, наперерез не бросился и под копыта не сунулся, потому что полицию калечить – себе дороже. Через пять минут мы были уже за городом, а еще пять минут спустя свернули на проселок и перешли на рысь.

Наш Мбути говорил, будто бы на Земле лошади используются только для спорта и верховых прогулок ради удовольствия. У нас на Тверди иначе, да и в большинстве колоний тоже. Любая колония начинается с сельского хозяйства, это аксиома. Переправлять провизию с Земли через гиперканал – дорогое удовольствие. Врата служат для переправки людей и самых необходимых им материалов и механизмов. Совсем не трудно собрать допотопный трактор, но где взять топливо для него, если нефтяные запасы еще не разведаны? А обрабатывать землю чем-то надо. И метрополия требует, чтобы новые колонии как можно скорее переходили на самообеспечение продовольствием. Словом, лучше животных поначалу ничего не придумать. Волы, лошади, ламы для горных районов, а для пустынь и верблюды. Еще лучше, если вдобавок к этому удается приручить и приспособить к работе – ну, или хоть на мясо – местных животных.

Наши лошадки здешней, твердианской породы. Они невысоки, косматы и на вид не очень казисты, зато выносливы и в общем покладисты. Моя Зараза кусает только чужих, а рысить может хоть целый день от рассвета до заката. И рысь у нее не тряская.

– Тебя случайно в младенчестве головой о порог не роняли? – спросил я, немного отдышавшись.

Джафар не ответил, только взглянул на меня исподлобья.

– В кого хоть стрелял? В министра?

На сей раз он ответил:

– Да не… В толстопята.

– Ого! А куда ты ему попал?

– Не видел.

– Жаль. А куда ты сейчас? Домой?

– Отвяжись, а? Не знаю!

Я и сам уже сообразил, что сморозил глупость. Джафару никак нельзя было домой. Ферма, где он живет, находится совсем близко от города, и полиция будет там раньше нас. Вряд ли он сможет скрываться долго в одиночку.

– Слушай… раз уж я все равно влип в эту историю… – начал я.

– А я тебя и не просил, между прочим! – окрысился Джафар. – Скачи назад, объясняй, что ни в чем не виноват, проси прощения, клянись, что очень любишь Землю и всех ее министров…

– Раз уж я влип в эту историю, – повторил я, не обращая внимание на его вспышку, – то я же и предложу идею: поехали ко мне.

– Ага, – сказал он с презрением. – Твоя мама будет очень рада.

– Ну, рада она, положим, не будет. Но я думаю, что кой-чего в дорогу она нам соберет и, может, пару полезных советов даст. Или ты думаешь прятаться один? Тогда так прямо и скажи.

Вместо возражений он протянул мне руку:

– Спасибо, Ларс… Не ожидал. Вот честно – не ожидал!

Я пожал ему руку и ничего не ответил, но, конечно, был доволен. Всегда приятно, когда тебя считают парнем что надо и отличным товарищем. Хотя я предпочел бы, чтобы на месте Джафара оказался Глист Сорокин или Мошка Кац. С ними мне как-то привычнее.

Мы свернули еще раз, выбрались на проселок, ведущий к нашей ферме, и вновь пустили лошадей в галоп. Петлять не было смысла, а вот добраться до фермы поскорее смысл был. Дорога была почти пустынна, лишь изредка попадались возы с мешками и корзинами, да иногда какой-нибудь фермер, ковыряющийся на огороде за живой изгородью, распрямлял спину, смотрел на нас из-под руки и качал головой неодобрительно: мол, уже не совсем молокососы, а все бы им скакать сломя голову. Лошадей запалят. Тише едешь – дальше будешь.