Стивен Кинг - Мой милый пони
Клайв вряд ли слышал эти последние слова дедушки, хотя позднее, когда они ехали обратно в город, вспомнил этого Джонни Бринкмайера, владельца магазина, который его мать истец называли бакалейным, а дедушка и бабушка все еще именовали коммерческим. Он был единственным человеком, к которому дедушка заходил по вечерам.., и единственным человеком, заходившим по вечерам к дедушке. Во время продолжительной поездки обратно в город Клайв понял, что Джонни Бринкмайер с очень большой бородавкой на лбу, которого он смутно помнил, был, должно быть, единственным настоящим другом дедушки. Он постоянно при ходьбе поддергивал брюки в промежности, и бабушка отворачивала нос при упоминании имени Бринкмайера, часто жаловалась, что от него дурно пахнет.
Подобные размышления не могли полностью занимать Клайва. Затаив дыхание он ждал, что Бог убьет дедушку молнией с неба. Обязательно убьет за такое богохульство. Не может человек назвать Бога зловредным сукиным сыном или высказать предположение, что Всемогущий Господь, создавший Вселенную, ничуть не лучше злого третьеклассника, получающего удовольствие от того, что втыкает шпильки в мух.
Клайв нервно отступил назад от человека в комбинезоне, который перестал быть его дедушкой и превратился в громоотвод. Вот сейчас с неба блеснет молния, сожжет его дедушку в головешку и превратит яблоневые деревья в горящие факелы, извещающие всех о небесном проклятии, снизошедшем на старика. Лепестки яблонь, летящие по воздуху, превратятся во что-то похожее на пепел, который вылетает из печи для сжигания отходов во дворе их дома, когда отец субботними вечерами бросает туда кипы газет, накопившихся за неделю.
Однако ничего не случилось.
Клайв ждал, и с каждой секундой его страшная уверенность уменьшалась. Когда же малиновка радостно запела где-то поблизости (словно дедушка не сказал ничего ужасного), он понял, что никакой молнии не будет. И в это мгновение, в тот момент, когда он осознал это, в жизни Клайва Баннинга произошла маленькая, но радикальная перемена. Оставшееся безнаказанным богохульство дедушки не сделало его преступником или плохим человеком. И все-таки подлинное направление веры слегка сдвинулось в сознании Клайва, и его отношение к своему дедушке сразу изменилось. Раньше он слушал старика. Теперь внимал каждому его слову.
- Время, когда ты болен, кажется тебе, тянется бесконечно, - говорил дедушка. - Поверь мне, Клайви, неделя, пока ты болен, заставляет самые лучшие летние каникулы, которые когда-нибудь приходились на твою долю в детстве, представлять всего лишь уик-эндом. Да что там, это походит на субботнее утро! Когда я вспоминаю о том, как Джонни лежал семь месяцев с этим.., этой штукой внутри него, которая пожирает внутренности... Бог мой. Не следовало мне говорить об этом с ребенком. Твоя бабушка была права. У меня здравого смысла что у курицы.
Дедушка задумался, рассматривая свои ботинки. Наконец он поднял голову и тряхнул ею, но не с мрачным выражением, а с живой, полной юмора гримасой, словно отбрасывая сказанное прежде.
- Все это не имеет значения. Я сказал, что буду инструктировать, а вместо этого стою здесь и скулю, как побитый пес. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Мальчик отрицательно покачал головой.
- Не важно; поговорим об этом в другой раз.
Другого раза не наступило. Когда он снова увидел дедушку, тот лежал в гробу, и Клайв пришел к выводу, что это и есть важная часть того инструктажа, который дал ему в тот день дедушка. То обстоятельство, что старик не знал, что это составляет важную часть инструктажа, подчеркнул ее важность.
- Старики походят на старые поезда на сортировочной станции, Клапан. - они пересекают слишком много путей. Поэтому им приходится пять раз огибать паровозное депо, прежде чем въехать в него.
- Это ничего, дедушка.
- Я хочу сказать, что всякий раз, когда я намереваюсь научить тебя чему-то, начинаю говорить о чем-то другом.
- Я знаю, но это другое очень интересно.
- Если ты хочешь польстить мне, - улыбнулся дедушка, - у тебя это здорово получается.
Клайв улыбнулся в ответ, и темные воспоминания о Джонни Бринкмайере вроде бы покинули дедушку. Когда он заговорил снова, его голос уже звучал по-деловому.
- Ладно, хватит об этом. Жизнь, когда длительное время приходится терпеть боль, - .
Это всего лишь нечто дополнительное, выделяемое Господом. Ты ведь знаешь, Клайви, как люди собирают купоны Рейли и потом обменивают их на что-то вроде медного барометра или набора новых кухонных ножей?
Внук кивнул.
- Так вот, таким является и время, когда ты перетерпишь боль, только это скорее "приз отстающему", тому, кто пришел к финишу последним, чем настоящий приз, можно сказать. Главное заключается в том, что, когда ты стареешь, настоящее время - время "моего милого пони" - меняется на быстрое время. Ну вроде того, как тогда, когда ты был мальчиком, только наоборот.
- Меняется местами.
- Совершенно верно.
Представление о том, что время бежит быстро, когда ты становишься старым, выходило за пределы ощущений Клайва. Он не понимал этого, однако был достаточно умен, чтобы признать возможность существования подобной концепции. Он знал, что если один конец качелей опускается, то другой неминуемо поднимается. То, о чем говорил дедушка, рассуждал он, основывалось на том же принципе: вес и противовес. Ну хорошо, это имеет право на существование, сказал бы отец Клайва.
Дедушка достал из большого кармана на животе комбинезона пачку и на этот раз осторожно извлек из нее сигарету - она была не последней, но оказалась последней, которую он выкурит на глазах мальчика. Старик смял пачку и положил обратно в карман. Затем зажег эту последнюю сигарету с такой же легкостью, как и предыдущую. Старик не обращал внимания на ветер, что гулял на вершине холма; казалось, он каким-то образом отрицал его право на существование.
- Когда это произойдет, дедушка?
- Я не могу точно сказать, да и происходит это не сразу, - ответил старик, гася спичку мокрыми пальцами, как и в прошлый раз. - Это вроде как подкрадывается к тебе подобно кошке, что подбирается к белке. Проходит определенное время, и ты замечаешь. А когда ты замечаешь, что время начинает идти быстро, это так же несправедливо, как и то, что этот мальчишка Осгуд слишком быстро считал.
- И что тогда, что происходит? Как ты замечаешь это?
Дедушка стряхнул столбик пепла, не вынимая сигарету изо рта. Он сделал это большим пальцем, постукивая по сигарете, как стучат по столу. Мальчик навсегда запомнил этот негромкий звук.
- Мне кажется, что первый раз, когда ты замечаешь это, для каждого человека является особым, - сказал старик, - но для меня он наступил, когда мне было сорок с небольшим. Я не помню точно, сколько мне было лет, по готов поспорить, что знаю, где это произошло.., я был тогда в "Дейвис Драгз". Ты помнишь это кафе?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});