Джеймс Сваллоу - Эффект бабочки

Глава третья

Дневник был покрыт пластиковой, под мрамор, обложкой. Эван провел по ней пальцами. Мать уже окрестила дневник, написав на лицевой стороне черным маркером «7 лет». Она позволила сыну самому выбрать цвет тетради, и завитушки и линии на ее обложке заворожили мальчика. Они были похожи на маленькие реки, и на секунду ему почудилось, что он плывет по ним в микроскопической, не больше песчинки, лодке. В руке у него была шариковая ручка с пожеванным концом, которую он выудил из своего рюкзака.

Он вздохнул — все-таки то, что он собирался сделать, было важным — и, открыв дневник, написал в верхнем углу разлинованного листа спокойным и ровным почерком: «Меня зовут Эван Треборн. Это мой дневник».

— Это как если бы ты рассказывал кому-то историю о самом себе и о том, что ты делаешь, — сказала ему мама.

Поначалу он отнесся с подозрением ко всей этой затее, подумав, что это какой-то хитрый способ, придуманный миссис Босуэлл, чтобы заставить его выполнять домашнее задание, но мать все ему объяснила.

— Дневник — это что-то типа журнала о твоей жизни, — сказала она, когда они ели мороженое по пути из клиники. — И в будущем, когда ты станешь кем-то важным, у людей будет возможность его читать и знать, каким ты был в молодости.

Эван ухмыльнулся. Ему нравилась идея о том, чтобы оставить потомкам память о себе, вроде той временной капсулы, которую ребята из старших классов зарыли во дворе школы несколько лет назад.

— Мой дневник будет вроде тех костей динозавров, — сказал он, увлекаясь идеей, — и через несколько сотен лет кто-нибудь его выкопает!

Мама указала на него недоеденной вафлей.

— Ну вот, теперь-то ты понял!

Эван дописал до конца свое вступление и положил тетрадь на кухонный стол.

Он посмотрел на мать, но та была занята разговором по телефону. Посмотрев на первую страницу, он снова перечитал написанное им ранее, медленно шевеля губами:

«Сегодня мама бирет меня играть с Кейли и Томми. Там я встречу их отца и пасматрю на что похож настоящий Папа. Может в адин день я встречу своево Папу».

Одной рукой прижимая трубку к уху, а в другой держа коробку хлопьев, Андреа подошла к Эвану и улыбнулась. Она потрясла коробкой, и Эван подставил ей чашку.

— Да, все верно, — говорила она, стараясь не просыпать на стол хлопья. — Угу. Я очень признательна тебе за то, что ты согласился. Мне нужно разобраться со временем, и…

Эвану было слышно бормотание мужского голоса в телефонной трубке, но слов он разобрать не мог.

— Спасибо, Джордж. Я очень благодарна тебе за то, что ты за ним присмотришь. С ним не будет никаких проблем.

Эван почувствовал, как мокрый язык лизнул его ногу, и хихикнул. Из-под стула показалась мордочка Крокета, который с любопытством на него посмотрел. Аккуратно выловив из чашки с хлопьями все мармеладки в форме кленовых листочков, он протянул их псу на ладони. Крокет облизнулся: для него это был ежедневный ритуал, к которому он привык.

— Держи, — Эван начал кидать мармелад на пол. — Съешь их все, и будет тебе удача, Крокет.

Андреа, прикрыв трубку рукой, прикрикнула на него:

— Эван! Я что тебе говорила? Нельзя кормить собаку со стола.

Мальчик пожал плечами, но ее внимание снова переключилось на телефонного собеседника.

— Да, спасибо. Отлично. Скоро увидимся. Она повесила трубку, посмотрев на Эвана с притворной серьезностью.

— Из-за тебя Крокет растолстеет, ты понимаешь это?

— Но они ему нравятся, — ответил он, плеснув себе в хлопья еще молока.

Она покачала головой.

— О'кей, о'кей, только не давай ему больше, не то его стошнит.

Посмотрев вокруг, Андреа нахмурилась.

— Эван, ты не видел мою записную книжку?

— Она в гостиной, — ответил он с набитым хлопьями ртом.

— Поторопись. Доедай быстрее, — сказала Андреа, проходя в гостиную. — Обувайся и поехали.

Она кивнула сама себе, обнаружив сумочку на кофейном столике, и, схватив ее, стала в ней рыться в поисках ключей от машины.

— Эван, ты меня слышишь? Вернувшись в кухню, Андреа удивленно вскрикнула. Сумочка и ключи упали из ее рук на пол.

Ее сын смотрел на нее пустым взглядом. Его лицо было ничего не выражающей маской, уродливой и вялой, словно кожу плохо натянули на череп. Глаза его, обычно живые И блестящие, напоминали два болотца с черной водой, казались пустыми и стеклянными, как у акулы.

Она позвала его, но он не реагировал. Андреа почувствовала, как похолодели щеки, словно из нее уходила жизнь. Маленькие детские пальцы ее сына крепко охватывали ручку самого большого кухонного ножа, которым она обычно разделывала мясо. Лезвие сверкнуло на солнце. Ее завтрак подскочил к горлу. Она снова вспомнила тот ужасный рисунок, изувеченные тела и кровь, и ненавидящий, нечеловеческий взгляд. Кое-как она нашла в себе силы заговорить:

— Эван! Ч-что ты делаешь?!

В этот момент словно кто-то повернул переключатель в голове мальчика. В одну секунду он ожил, взгляд снова стал осмысленным. Его будто подтолкнули, и в испуге он уронил нож на пол. Лезвие ножа попало между двух кафельных плиток и застряло.

— Что случилось? — спросил Эван. Его глаза блестели от страха и смущения. — Мама?

Андреа шагнула к нему.

— Дорогой? — она старалась как могла, чтобы ее голос звучал ровно. — Что ты с этим делал?

По щекам Эвана покатились слезы.

— Я… я не помню…

Он бросился к ней и обнял, отчаянно нуждаясь в материнской поддержке. Андреа собрала всю свою волю в кулак, чтобы не отшатнуться от него, и обняла сына. Пока он плакал у нее на плече, она смотрела, как Крокет подошел к ножу и, обнюхав его, заворчал.

До самого дома Миллеров они ехали молча, единодушно решив, что не будут пока обсуждать эпизод с ножом.

Дом Кейли и Томми был намного больше их дома, в основном благодаря тому, что Миллер сколотил себе приличное состояние на бирже. Он удачно вложил деньги в акции нескольких компьютерных компаний, которые стали ведущими в Силиконовой долине [], и теперь без проблем содержал двух детей и выплачивал алименты бывшей жене. По сравнению с домиком Андреа и Эвана, с двумя спальнями и крошечным двориком, Дом Миллеров казался дворцом.

Джордж Миллер радостно помахал рукой подъезжавшей «тойоте» Андреа. Однажды он уже приглашал ее на чашечку кофе, но Андреа отклонила приглашение. Она считала его видным мужчиной, легким в общении и подтянутым, но он был не в ее вкусе, хотя многим женщинам ее возраста нравился. Андреа не знала, из-за чего именно распался его брак, но что бы там у него ни случилось с Эллис, этого было достаточно для того, чтобы она уехала во Флориду, оставив детей с Джорджем. Это не слишком укладывалось в голове Андреа: она считала, что никакая мать не может отказаться от своих детей.