Освоение времени - Виктор Васильевич Ананишнов
А телефон как взбесился, оправдывая определение самого Ивана: Телефон — это зло!. Звонили с работы, друзья кое-какие, незнакомые, ошибшиеся номером. Одни увещевали, другие бодрыми голосами поддерживали в «неравной борьбе», третьи извинялись, уточняли, куда это они попали, и опять звонили…
Такое продолжалось целыми днями. Иван не оставался в долгу: первых, вторых и, тем более, третьих посылал к чёрту и просил к нему больше не звонить. В него словно бес вселился, и он безрассудно жёг за собой мосты с прошлым…
До чего же точно подмечено: нет ничего хуже, чем ждать да догонять. Пытка. Круги ада.
Иван ждал…
Иван согласен
— Ну-у, дорогой! Если бы мы, представь себе, в то утро пришли к тебе прямо сюда, наговорили бы кучу непонятностей, поверил бы ты нам? Если честно… То-то! Боюсь, что ты бы вышиб нас из квартиры, а?
Симон, одетый подчёркнуто элегантно в тройку, сидел в своей чинной позе, как монарх на троне. Он обстоятельно отвечал на вопросы Ивана, заданные после того, как они, Симон и дон Севильяк, с шумом и топотом, что в Ивановом представлении никоим образом не могло к ним относиться, ввалились к нему домой субботним вечером и, широко разводя руки прямо с порога, искренне и с приязнью бросились обнимать хозяина.
От них хорошо пахло вином. Дон Севильяк предстал в просторном, прекрасно сидящем на нём костюме цвета морской волны в непогоду и выглядел обычным человеком, правда, уж больно здоровым и большим. Его широкий галстук украшала алмазная заколка, а запонки играли крупными камнями. И весь он был добрым, покладистым и весёлым.
Они пришли к Ивану, словно по-настоящему в гости, как принято у закадычных друзей, точно они знакомы со школьной скамьи. К тому же Симон дважды, подчеркивая это, с улыбкой упомянул полузабытое Иваном собственное школьное прозвище — Грибок, полученное в начальных классах за малый рост.
Иван же встретил их такими словами, мол, товарищи мои новые, забирайте меня со всеми потрохами! Делайте со мной что хотите, так как прораб из меня как из утки селезень, а начальство-то меня не любит и обижает. Монтажники же будто сговорились и норовят меня, бедного, довести до тюрьмы, нарушая правила техники безопасности!
Дон Севильяк смеялся славным, но таким могучим смехом, что дребезжали в окнах стёкла, и время от времени ласково отзывался дверной звонок.
Они выставили умопомрачительно дорогой коньяк и непринуждённо, но напористо попросили есть. Иван быстро накрыл на кухне стол и накормил их, чем мог.
Коньяк пошёл хорошо, бутылка большая, так что успели обсудить всё и вся.
Договорились об отказе со стороны Ивана делать самостоятельные попытки перемещения во времени и о том, что с завтрашнего дня у него появится учитель, он всё расскажет, покажет и познакомит с азами их общего дела — вернее они сказали нашего общего дела — ходьбы во времени.
Так вот после всего этого Иван и задал свои вопросы: для чего это они в прошлое воскресенье устроили цирк — перенос тела, то есть его самого, в другое помещение, отгрохали просторное царское ложе, воскурили дорогие благовония? К чему понадобилось такое странное поведение и одеяние дона Севильяка, показная вспыльчивость и показная же якобы обескураженность Симона от некоторых заявлений Ивана, и тому подобные кривляния?
Вот Симон и принял на стуле позу фараона, отвечая Ивану:
— …поверил бы ты нам?.. С твоим характером, Ваня, даже близким друзьям твоим трудно, а уж незнакомым и подавно. Мы же тебя изучили, прежде чем придти к тебе. Оттого мы, подумав, решили устроить, как ты выразился, цирк… И признайся, — Симону очень хотелось, чтобы Иван признался, у него даже лицо округлилось, — тебя эта непонятная обстановка потрясла? Да? А вид уважаемого Севильяка убедил тебя в необычности происходящего?.. Ха-ха! И ты поверил нам! Мы всё правильно рассчитали!
Симон залился колокольчиком, дон Севильяк радостно подхватил, вызвав переполох среди слабо устойчивых предметов: всё вокруг задребезжало, зазвонило, затукало.
— Но я вас тоже… Тоже… — напыжившись, Иван, наконец, вставил сквозь смех и своё словечко. — Разговором о терминологии потряс! Ты, Симон, чуть не готов был на меня с кулаками наброситься? А?
Гости рассмеялись ещё веселее.
Захлебнувшись смехом, дон Севильяк парировал:
— Ах, Ваня, мы все твои штучки предвидели.
— Ну да, — усомнился на мгновение Иван и тут же сразу поверил ему.
— Конечно, мы не знали точно, что ты нам преподнесёшь конкретно, но готовы были ко многому. — Иван был восхищен ими, Симон видел его горящий взгляд и продолжал: — Так что мы тебя, Ваня, раскусили полностью, и ты сработал, как сейчас говорят, по схеме. Вот!
— Так вы что, — поперхнулся Иван, — и увольнение мне из СМУ устроили?
Он мог поверить во всё, что они скажут: начальника на него натравили, монтажнику ногу в кабельное кольцо засунули, даже Ступакова подпоили. Да и на него как-то воздействовали, чтобы он поступил так, как им нужно.
— Э, нет. Ты себя, Ваня, плохо знаешь, — Симон укоризненно поднял белёсые брови и погрозил пальцем. — Уж здесь-то мы ни при чём. Хотя догадываемся, как это безобразие выглядело… Рубил сплеча, наговорил сорок бочек арестантов, хлопнул дверью. Так?
— Так, — подтвердил Иван и опустил вниз глаза, в нём шевельнулись остатки совести, о которой он позабыл в эти дни.
Учитель
Он в квартиру Ивана свалился, словно с неба — злой, худой, взъерошенный и дикий на вид.
— Я никогда! — кричал он надсадно и кому-то грозил грязным кулачком жилистой руки. — Я никогда не позволю обращаться с собой как с самым последним вертом!.. Верт проклятый!.. — Он вытянул птичью шею и, глядя куда-то в пространство, по петушиному проголосил: — Имею право, имею право!
Иван в это время, с понятным волнением ожидая прихода обещанного Учителя от ходоков, наводил порядок в квартире и как раз домывал пол в прихожей. А это, невесть откуда свалившееся пугало, не по размеру сапожищами топчется по вымытому. На каждом сапоге по пуду грязи или глины какой-то. Отваливаясь от его ног, она летела во все стороны, доставая до стен.
Иван, опешивший от наглости незваного гостя, в сердцах даже тряпкой об пол шмякнул, до того ему было обидно. И незамедлительно подступил к пугалу в рваном одеянии с вполне естественным намерением, то есть, надавать ему как следует по шее и выбросить вон из квартиры.
Первая часть задуманного удалась на славу. Так ему казалось. Однако, похоже, не слишком
