Грег Бир - Город в конце времен
На последней работе Макса в качестве костолома его бывший босс, разбитый параличом, мог лишь пищать да квакать. Частная медсестра-сиделка проинструктировала Макса, как «чинить» испорченную физиономию хозяина, восстанавливая ее утраченные части с помощью бутафорских нашлепок из воска, что тот и проделывал под сифилитическое сопение и посвистывание гротескного создания, исторгавшего зловонный воздух сквозь носовые отверстия.
Вскоре Главк опять оказался без дела: дом хозяина заколотили досками, последние капли богатства без толку растрачены на патентованные шарлатанские снадобья… Что упало, то пропало, да и разжиться не удалось. И все же…
Главк постепенно начал понимать, что обладает необычным талантом. Он и сам в него почти не верил, использовал крайне редко. Тем не менее не прошло и недели после потери работы, как он вновь очутился на улице, подхлестываемый голодом и без каких-либо иных шансов. Словом, он занялся шлифовкой своего дара и в тесном мирке любителей причуд вскорости приобрел определенную репутацию – репутацию опасную. Когда тебя придерживает у колена какая-нибудь «шишка», на подобные способности смотрят сквозь пальцы, однако сам по себе, в одиночку, Главк ничего не мог сделать и, стало быть, был полностью бесполезен.
Некий джентльмен благородных, чуть ли ни королевских, кровей уличил Главка в картежном мошенничестве. Приспешники этого джентльмена подстерегли полного раскаяния уродливого юношу. По приказу хозяина Макса доставили в загородную усадьбу, сунув в клетку, как бешеного пса.
Там Главка держали в лабиринте тщательно запирающихся подвальных каморок, переводя из одной в другую, с каждым разом все просторнее и светлее. Местный эконом в конечном итоге приставил его к фатоватому толстяку по имени Шенк – не то в качестве наказания, к вящему развлечению хозяина усадьбы, не то в целях выявления и дальнейшего развития скрытых талантов, которыми мог обладать юный головорез. С этого все и началось.
Со временем Шенк сообщил начинающему бандиту, что его грубый, неотесанный талант имеет свое название. Итак, Главк был прирожденным Ведуном. «Такого щенка, как ты, на улице бы просто раздавили, ты бы и до сегодняшнего дня не дотянул, – объяснял Шенк. – Одни называют эту способность удачей, другие фортуной. Нам же она известна под именем Шансомантия и представляет собой не что иное, как великую силу воли, настойчиво прикладываемую к случайным обстоятельствам ради извлечения выгоды… для твоего хозяина и только его одного, разумеется».
Под руководством Шенка юноша научился заставлять монеты падать нужной стороной вверх, перемещать карты в колоде без приложения рук, направлять серебряный шарик на крутящейся рулетке и выстраивать игральные кости в стаканчике правильным образом. Их статный и благородный хозяин был не только игроком, но и понимал, что многие из тех, кто подвержен этой склонности, с радостью сделают любые одолжения и даже расстанутся с наличными в обмен на помощь такого юноши при посещении клубов и игорных домов.
Словом, жизнь Главка улучшалась с каждым днем, в то время как знакомства, которые он заводил, были не самыми лестными, – пусть даже и не с точки зрения покроя одежды или положения в обществе.
Главк взял в руки выпуск «Незнакомца» и заставил свою удачу раскрыть страницы на разделе частных объявлений. Вот оно… то самое объявление, да только не его. Он бросил газету на стол и неслышными шагами двинулся вверх по гостиничной лестнице.
На втором этаже он понюхал воздух и вытянул руку, пытаясь нащупать ретроградные флюксы. Впереди еще два пролета. На площадке четвертого этажа Главк задержался возле пожарного выхода, мысленно проверил, не скрипят ли петли, затем толкнул дверь. Впереди лежали шесть комнат, по три с каждой стороны коридора, а в самом конце – молочно-белое окно, армированное стальной проволокой. Свет, проникавший сквозь это окно, дрожал от негодования: он презирал Ведунов, и Главка в частности. А тут еще и Чандлер рядом.
Главк легким касанием задел дверную ручку первого номера слева. Резкая музыка пыталась одержать верх над противными голосами детей-переростков: телевизор. Бесшумно, как кошка, он пересек коридор и попробовал дверь справа. Номер пуст, но не тих – во всяком случае, не для его вопрошающих пальцев. Кто-то позволил здесь себя убить. Вибрирующие узлы несчастья до сих пор исходили хныканьем.
Главк скользнул в глубь коридора. То, что он искал, обнаружилось за следующей дверью: мягкое, ровное дыхание, сравнительно юное – Чандлер был моложе раз в пять, если не больше, – и сила, расточительная и бесконтрольная.
Вновь шевельнулись его ноздри – на этот раз от запаха, напоминающего свечной дымок. Это, должно быть, партнерша Чандлера – крайне опасная женщина-вуаль. Главк прильнул ухом к двери и услышал звук подброшенной монеты – моргановского доллара[2], судя по приглушенному звяканью, с которым серебряный диск отскочил от паласа. Чандлер тренировался. Доллар лег решкой вверх. На такой фокус способен кто угодно, однако владелец монеты не подсчитывал ее обороты: его власть проистекала из линий ее судьбы. С любой высоты – в том числе после двойного отскока от потолка и стены – доллар всегда ложился решкой вверх.
Главк подстроил дыхание под дыхание мужчины. Перенял и другие его ритмы: насосные качки сердца, медленную капель лимфы и желчи. Сделал себя его тенью.
Присев на корточки у стены, он закрыл глаза.
Подождем.
Вскоре после последней поездки в Хаунслоу, на пике профессиональной карьеры в качестве компаньона любителей азартных игр – когда его слава начала портить перспективы на выигрыш, – благородный джентльмен дал понять, что настала пора двигаться дальше. Игорные деньки Главка сочтены, во всяком случае, в Лондоне, – да и по всей Европе, пожалуй.
– Тебе, мой юный друг, следует попытать счастья в Макао, – посоветовал Шенк, однако затем добавил (тихим голосом и пряча глаза), что можно бы и договориться насчет особой аудиенции – если он наконец-то желает найти себе куда более надежную и постоянную должность.
Главк давно уже подозревал, что жизнь на улице ему противопоказана.
Словом, он, будто во сне, направился по указанному Шенком адресу – до грязной, разбитой дороги возле рынка в Уайтчепеле – и в конце тупиковой аллеи встретил странного, дерганого человека, небольшого росточка, бледного как смерть и пахучего, как мокрая швабра. Коротышка неловко сунул ему в руку визитку с единственным, рельефно выдавленным словом – то ли фамилия, то ли название места: УИТЛОУ. На обороте карандашом выведено приглашение – и предупреждение:
В этот раз навечно. Наша Бледноликая Госпожа требует полной отдачи.
До Главка в ходе его путешествий уже доходили обрывочные и путаные слухи об этой личности. Похоже, именно она возглавляла сию небольшую группу инициатов с чрезвычайно сомнительной репутацией; о ней шептались, однако лицезреть ее было дано не многим. Да и упоминалась она под разными именами: Бледноликая Госпожа, Алебастровая Княжна, Королева-в-Белом… Никто не знал, чем она в действительности занимается, хотя все говорило о том, что на долю людей, разыскиваемых ее порученцами, обязательно выпадали до удивления пакостные неприятности… настоящие беды, причем имелось нечто, именуемое «Зияние», и его-то полагалось избегать любой ценой.
Итак, оказавшись впервые за десять лет сам себе хозяином и страдая от извращенного чувства любознательности, Главк сел на поезд, затем пешком добрался до Боремвуда, где его уже поджидал моложавый мужчина-хромоножка, с гладкой, как воск, кожей, узкой переносицей, жидкими бледными волосами и глубоко посаженными синими глазами. Одет он был в темный костюм тесного покроя, и представляясь, сообщил лишь фамилию.
Это и был Уитлоу.
С собой у него имелась черная лакированная трость с серебряным набалдашником и небольшая серая шкатулка с любопытным рисунком на крышке.
– Это не вам, – сказал он Главку. – У меня еще одна встреча назначена, чуть позднее. Прошу следовать за мной.
Из всего набора воспоминаний о той беседе – своего рода палитры, сведенной к неясным серо-бурым пятнам, – Главк с неловкостью припомнил свои натянутые нервы и унижение от плохо скроенного шерстяного костюма (Шенк потребовал, чтобы Главк вернул все изящные облачения, полученные от хозяина: «Скажи на милость, какая обезьяна владеет ливреей?»).
Уитлоу угостил Главка глотком бренди из серебряной фляги, затем эскортировал к обсаженному колючим кустарником съезду, ведущему к главной усадьбе: мышиному празднику запустения с одним обрушенным крылом и залами, полными воркующих голубей. Громадным старинным ключом Уитлоу отомкнул вход и добродушно подтолкнул гостя в вестибюль, где на уставленном порченой мебелью полу вихрились узоры из мышиных и кошачьих костей. Отсюда они прошли в особую комнату, где, как заверил Уитлоу, в течение нескольких сотен лет не то чтобы никто не жил – здесь не ступала нога человека. Именно такие апартаменты – найти которые в наше время становится все труднее и труднее – лучше всего отвечали нуждам ближайших клевретов Белой Дамы, тех самых (добавил он шепотом, открывая внутреннюю дверь), кто полностью погасил свои счета.