Дмитрий Скирюк - Руны судьбы (Осенний Лис - 5)

"Скрип-скрип", - скрипела вывеска гостиницы, как будто злорадствовала: - "Скрип-скрип... Доигрался? Скрип-скрип... Я же говорила..." Звук был тихий и назойливый, как мысли в голове у Рутгера. Ещё через мгновенье тучи разошлись. Проглянула луна, сегодня ночью - яркая и круглая до неприличия. Осветила дальний край проулка, вывеску гостиницы и три тела, распростёртых на мостовой. И ни единой рыжей головы.

Рутгер осторожно вышел из проулка.

Шляпа со злополучного Смитте слетела, и на его выбритой до блеска голове набухала огромная шишка. Лысина Смитте была такой круглой и блестящей, что не то что шишка, но даже брови на его голове выглядели несколько неуместно. Мордой вниз валялся Вольф с разбитым в кровь затылком. Чуть поодаль лежал Вильгельм, запутавшись в своей удавке. И Вольф, и Смитте были попросту оглушены, и лишь Вильгельм в своём стремлении подражать Ле Бару дошёл до конца.

Он умер молодым.

"Проклятие! - мысленно выругался Рутгер, пощупав у Вильгельма сонную артерию. - Как чувствовал: нельзя было их брать. Моя вина, мой промах: ведь можно ж было догадаться, что идём мочить не лоха. Сдаётся, мне одному бы больше повезло. Дерётся парень крепко, факт, но ведь и я дерусь не хуже. Только вот эти огни... И потом, его слова. Как он сказал?"

- Уходи... - задумчиво повторил он сказанное травником. - Потом...

Чего - "потом"? Закончим? Встретимся? Поговорим?

А может, "потом и тебя убью?"

Несмотря на то, что странный травник удалился, Рутгер почему-то чувствовал себя сейчас ужасно неуютно, как будто на улице кроме них был ещё кто-то. Зудел затылок, каждый миг хотелось оглянуться, а Рутгер уже привык доверять этому чувству, без которого профессиональный вор - не вор.

Неплохо было бы, подумал он, в другой раз взять с собою арбалет, хотя ходить с ним по городу в последнее время стало небезопасно: с приходом испанских наместников городская стража сделалась особенно строга и неподкупна. Он снова зыркнул в темноту замёрзшего проулка и задумчиво потёр ладонью подбородок. Хмыкнул.

- Кто же ты такой, а, парень?

Неожиданно поблизости и впрямь возникло шевеление. Рутгер схватился за нож, но это всего-навсего очнулся Смитте. Поднялся и сел. На удивленье ясными и немигающими глазами воззрился на Рутгера.

- Стрекоза летит, - объявил он. Рутгер опешил.

- Что?

- Стрекоза летит, крыльями трещит. Кого коснётся, тот не проснётся. М?

- Что, что? - вновь переспросил вконец растерявшийся наёмник.

- Паутина - зелёная, облако - белое, - охотно пояснил Смитте. - Рука синяя, бабочка - жёлтая, камень - красный. М?

По губам его блуждала беспричинная улыбка. Очень добрая улыбка, очень детская.

Слишком детская.

Как ни гордился Рутгер своей выдержкой, к такому повороту дел он оказался не готов. Впервые за весь этот вечер ему стало по-настоящему страшно.

За спиной его послышался смешок. Ужасно знакомый короткий смешок.

- Ну, что, - спросил сиплый голос, - выгорело дело? Или прогорело? Так-то ты держишь своё слово? Рутгер встал. Оборачиваться не хотелось.

- По-прежнему хочешь, чтобы я его убил? - процедил он сквозь зубы.

- А у тебя получится?

- Тебе придётся доплатить.

Человек за спиной у Рутгера профессионально выдержал большую паузу.

- Сколько? - прозвучал вопрос.

Лишь теперь Рутгер счёл нужным обернуться.

- Много, - сказал он, глядя прямо в немигающие серые глаза. - Очень много. Для начала ты расскажешь мне, кто он такой.

- А вот это, - усмехнулся тот, - тебе знать совсем не обязательно. О, да. Совсем.

* * *

Торопливо шагая за Карелом вслед, Ялка старалась ни о чём не думать. Получалось плохо: уж больно нелепо выглядело всё происходящее.

Миновало десять минут, и пятнадцать, а человечек в дикой шляпе всё шёл и шёл вперёд, смешно переставляя коротенькие ножки. Оглядывался часто, улыбался. Карел шагал быстро, почти не проваливался. Следы, которые он оставлял ботинками на свежевыпавшем снегу, были невообразимо велики; доведись Ялке увидеть их раньше, она бы подумала, что здесь прошёл какой-то страшный великан.

А интересно, вдруг подумалось ей, почему она и впрямь не видела их раньше? Только потому, что снега не было?

- Послушай, - наконец не выдержала девушка, - куда ты всё-таки меня ведёшь?

- Спокойствие, только спокойствие, - невозмутимо отозвался тот. - Ты же сама сказала, будто хочешь посмотреть заколдованный лес.

- Хочу, но... - через миг до неё дошёл смысл сказанного, и Ялка остановилась. - Погоди-ка, погоди. Заколдованный? Ты сказал "заколдованный"?

- Ну, да. А как его ещё назвать? Мы его так и называем.

- Мы? Кто это "мы"?

- Все мы, - простодушно объяснил ей Карел. - Все, кто здесь живёт.

Ялка огляделась.

- Я не видела здесь никого до сих пор, - сказала она. - Даже птиц.

- Зима, Кукушка. Птицы улетели. Хочешь, покажу тебе их гнёзда?

- Нет, - Ялка вновь почувствовала нарастающую тревогу. Прежние страхи возвращались. - Куда мы идём? Зачем ты уводишь меня из дома?

- Кукушка, погоди...

- Не прикасайся ко мне!

- Хорошо. Не буду. - Карел послушно и демонстративно спрятал за спину свои пухлые ручки и надулся. - Очень надо... Что я, силком тащу тебя, что ли?

- Тебе лучше знать. И вообще, хватит. Шагу больше не сделаю, пока всего не объяснишь.

- Ну и не надо. Мы и так уже почти пришли. Сказавши так, он подошёл к большому вековому тополю и постучал по дереву.

- Зухель! - позвал он, глядя куда-то себе под ноги. - Эй, Зухель, выходи!

Ответом ему было полное молчание. Раздражённый, Карел огляделся, подобрал большущий сук и заколотил по дереву уже что было сил. Эхо разносилось далеко вокруг и многократно отражалось меж деревьев. Тополь, похоже, был внутри пустым.

- Зухель, вылезай! Шестой день спишь! Дерево сломаю!

Что-то скрипнуло, потом послышалось глухое недовольное ворчание. Снег возле тополевых корней зашевелился, вспучился, и из него на свет вдруг высунулась морда какого-то зверька. Ялка невольно попятилась. Волосатая, размером с две кошачьих, с большими чёрными смышлёными глазами, которые немедленно прищурились, узревши белый снеговой покров, морда Зухеля больше напоминала гротескное человечье лицо. Зверёк (а может, тролль) похоже, был ночным. Секунд пятнадцать Карел и его приятель задумчиво смотрели друг на друга, затем Зухель шумно вздохнул и выбрался наружу целиком.

- Опять снег... - проворчал он, стряхивая его лапой с ушей и с носа. Ненавижу зиму! Что они там наверху, совсем с ума посходили? - Он повернулся к Карелу. - Чего разорался? Чего тебе?

Он оказался малюсенького роста, вполовину меньше Карела, с руками и с ногами, словно человечек, только при этом ещё и с хвостом. Никакой одежды на нём не было, одна лишь густая и, видимо, довольно тёплая шёрстка, покрывавшая его с подошв до кончиков ушей. Ялка пятилась, пока не уткнулась в дерево спиною, наложила крёстное знаменье на себя и на зверька, и малость успокоилась, когда тот не исчез в огне и не провалился обратно сквозь землю. Для дьяволёнка Зухель был бы чересчур симпатичным. Пока всё ограничивалось головой, торчащей из-под снега, ей какое-то мгновение хотелось до него дотронуться и даже погладить. К тому же, и рогов и копыт на нём не наблюдалось, а что до хвоста, так вон, у кошки - тоже хвост...