Роберт Сойер - Триггеры

— Вот, — сказал он, когда она закончила. — Шифровальная таблица для ключа два-четыре-семь.

Сьюзан посмотрела на него, как на безумца. Сет глубокомысленно кивнул.

— Да, меня называли чокнутым в университете.

Она улыбнулась.

— Не сомневаюсь, сэр.

Глава 34

Выйдя из лаборатории профессора Сингха, Иван Тарасов намеревался просто отработать день, пытаясь не думать ни о чём, кроме своих обязанностей охранника в больнице. Он делал эту работу хорошо, и ему нравилась её рутинная повторяемость: в это время пройди по этому коридору, проверь, что двери в эти комнаты заперты, и…

И вот он здесь. Иван заметил, как в его сторону идёт Джош Латимер. Его вид, даже с расстояния, немедленно вызвал поток воспоминаний Доры, включая тот странный звонок больше года назад, когда он позвонил ей — он отсюда, из Вашингтона, ей в Лондон, отец, пропустивший все её школьные пьесы, и её переезд в Англию, и свадьбу, и похороны матери, позвонил, чтобы убедиться, что отыскал правильную Дору, удостоверился, что её девичья фамилия Латимер, что она родилась в Мэриленде, что её день рождения 6 августа и потом, проверив всё это, объяснил, что он её давно пропавший отец и нельзя ли ему приехать, чтобы встретиться лично. И в маленьком ресторане на Пикадилли-сёркус, после того, как они попытались уместить три десятилетия жизни в час разговора, он сказал ей, зачем он её искал и что ему от неё нужно.

Также были и воспоминания о том, что было после того, как они расстались. О том, как она разговаривала со своим доктором, со своей лучшей подругой Мэнди, со своим духовником, и как она в конце концов решила, что должна это сделать; она не может его отвергнуть.

Латимер был одет в зелёный больничный халат и джинсы. Под взглядом Ивана он повернулся и вошёл в палату. Маршрут Ивана пролегал мимо этой палаты, и он внезапно обнаружил, что толкает дверь, входит и закрывает дверь за собой.

Латимер сидел на стуле рядом со своей кроватью. За окном через улицу было видно здание общежития имени Жаклин Кеннеди Онассис Университета Джорджа Вашингтона. Латимер вскинул голову, явно удивлённый появлению в палате охранника.

Иван почувствовал, как у него закипает кровь; один лишь вид Латимера приводил его в ярость.

— Как вы могли? — спросил он.

Латимер нахмурился.

— Что?

— После того, что вы сделали с Дорой, как вы могли просить её о таком — чтобы позволила себя разрезать и отдала вам часть собственного тела. Как вы могли?

Латимер нашарил на стоящем рядом столике очки, развернул их и надел.

— Я вас не знаю, — сказал он. — А вы не знаете меня. Мою память читает женщина — медсестра. Дженис чего-то-там.

— Фалькони, — сказал Иван, кивнув; он знал по именам всех здешних врачей и медсестёр. — Я вас не читаю. Я читаю вашу дочь Дору.

Латимер ничего не сказал.

— Вы думаете, что она не может этого помнить — потому что если бы помнила, то никогда не согласилась бы вам помочь. И она, возможно, и правда не помнит. Зато помню я.

— Я не знаю, о чём вы говорите, — сказал Латимер.

Это разозлило Ивана ещё больше.

— Не лгите мне, — сказал он, подходя ближе. — Не смейте мне лгать.

— Что вы собираетесь сделать? — спросил Латимер.

— Я собираюсь рассказать Доре, — сказал Иван. — Она заслуживает того, чтобы знать.

— Вы не можете, — сказал Латимер, вставая.

— Да? — Иван повернулся к выходу, и…

Звук, движение, рывок…

И Латимер выхватил пистолет у него из кобуры. Иван крутанулся назад и увидел дуло, направленное ему в грудь.

— Без пересадки я умру, — сказал Латимер. — Вы будете держать язык за зубами — обо всём.

— Или что? — спросил Иван, гордясь тем, что смог ненадолго заглянуть Латимеру в глаза.

— Или я выстрелю, — ответил Латимер.

— Вас посадят.

— Хотите пари? Я только что разговаривал с Джиллеттом, адвокатом. Он говорит, что сейчас идеальное время для того, чтобы сделать что-то безумное, потому что любой компетентный юрист сможет вас оправдать. Взболтанные мозги? Память других людей? Никто не виноват. Это грёбаный карт-бланш.

— Ни один судья на такое не купится, — сказал Иван.

— Да ну? — Латимер махнул пистолетом. — Вы пришли сюда, угрожали. Была борьба, я завладел пистолетом, он выстрелил. Всего-то…

Оставив президента Джеррисона, Сьюзан направилась на четвёртый этаж и сильно удивилась, встретив по пути Оррина Джиллетта.

— Вы что здесь делаете? — спросила она.

— У меня была встреча с Джошем Латимером, — ответил он.

— Да? Он тоже не хочет, чтобы Сингх разорвал его связь?

— Э-э… нет. Но я с ним встречался не по этому поводу. Я представляю его интересы в иске против больницы, касающемся его пересадки почки.

— Я слышала, что операцию перенесли на понедельник, — сказала Сьюзан.

— Пусть так, — ответил Джиллетт. — Мой клиент невыносимо страдал. И я также должен вам сказать, что нам может понадобиться допросить вас по этому делу.

Сьюзан потёрла глаза.

— Я так устала, — сказала она. — Устала от всего этого. Я просто хочу, чтобы это закончилось — но вы всё время пытаетесь всё усложнить, вы и Рэйчел Коэн с вашими требованиями к Сингху не разрывать связь.

— У нас есть права, агент Доусон.

— Как и у других людей, подвергшихся воздействию, — сказала Сьюзан, — включая и меня. Потребности многих перевешивают потребности немногих.

— Тут вам не «Звёздный путь», — сказал Джиллетт. — Отдельные личности имеют личные права.

— С кем вы, говорите, связаны?

— Со здешним охранником.

— О, да, — сказала Сьюзан. — Иван Тарасов. Так вот, он приходил к Сингху сегодня утром, и он хочет от него прямо противоположного: он желает, чтобы связь была ликвидирована как можно быстрее.

Джиллетт нахмурился, предположительно, вспоминая это.

— Да, было такое. Я, как я понимаю, ему приходится нелегко; я искренне рад тому, что связи — как это говорил Сингх? — только первого порядка. Мне бы очень не хотелось видеть то, что видит Иван, и… твою мать!

— Что?

— До меня только что дошли его воспоминания. Иван с моим клиентом, Джошем Латимером, и — Господи!

— Что?

Джиллетт на секунду задумался.

— Он мой клиент, но чёрт побери! Я не могу позволить ему это сделать. Джош отобрал у охранника пистолет и наставил на него.

— Что? Когда? Когда это произошло?

— Сегодня. После того, как я ушёл от Джоша… то есть, в последние минут пятнадцать.

— В какой он палате?