Луи Буссенар - Тайны господина Синтеза

С трудом поддается описанию радость бедных кули, выраженная особенно пронзительным визгом, при известии, что им заплатят деньги, раздадут по небольшой порции опиума и безотлагательно отправят домой, в Китай.

В принципе, к отплытию должны были бы подготовить один из четырех кораблей, но Мэтр непременно хотел избавить больную от тесноты и людского скопления, вот почему он решил, что не один, а два корабля покинут Коралловое море; на первом поплывут только китайцы, а на втором — девушка в сопровождении лучших специально отобранных матросов. Господин Синтез, ставя выше всего состояние здоровья своей внучки, не без основания решил поручить дело капитану Кристиану, как ни тяжело ему было лишиться такого помощника.

Под угрозой остановки аппаратуры и срыва Великого Дела невозможно было и думать куда-либо услать «Анну». Ввиду этого Мэтр решил подготовить для путешествия «Годавери», создав на борту все условия и окружив роскошью единственную пассажирку корабля. «Инд» же оборудовали специально для перевозки большого количества людей — все необходимые работы были произведены с быстротой и ловкостью, свойственной лишь настоящим морским волкам.

Матросы маленькой эскадры поочередно побывали в роли столяров, декораторов, обойщиков и архитекторов, устраивая для девушки такое «гнездышко», чтобы она не пожалела о своих изящных покоях на борту парохода, носившего ее имя.

Господин Синтез, приглядывая за лабораторией, между тем успевал пристально следить и за переоборудованием «Годавери» — старик хотел, чтобы все было устроено в лучшем виде. Он буквально ни на шаг не отпускал от себя капитана Кристиана, засыпая его советами и наставлениями так, что бравый моряк, хоть и понимал неотложную срочность отплытия, в конечном итоге почувствовал себя чуть ли не раздавленным под грузом легшей на его плечи ответственности.

— Ты все хорошо уразумел, дружок? Отъезд кули — лишь предлог; главное — увезти отсюда мою бедную любимую девочку, ей необходимо поменять обстановку… Развлечься, повидать незнакомые города… Надо вдохнуть в нее интерес к путешествию. Даю тебе карт-бланш[264]. Я верю в твой ум, в твою любовь, в твою преданность. Анна любит тебя как брата, а ты ее как сестру.

— Как сестру… Да, Мэтр, — невольно для себя перебил старика внезапно побледневший капитан.

— Вы вместе росли, ты знаешь ее мысли, ее вкусы, ее капризы, ее потребности и желания. Исполняй же все не раздумывая, не сомневаясь…

На «Годавери» множество сокровищ… Моя девочка должна путешествовать как королева. Повинуйся ей во всем, даже если бы она пожелала изменить курс корабля. Плыви, куда ей только заблагорассудится, причаливай к берегу или выбирай якоря, выходи в море или стой на рейде при одном лишь условии, чтобы ее прихоти согласовались с ее безопасностью. Договорились?

— Договорились, Мэтр. Однако позволю себе заметить, на меня ложится тяжелая ответственность. Не смею и думать о таком, но что, если, вопреки вашим предсказаниям, состояние мадемуазель Анны ухудшится?.. Как мне тогда быть?

— Оба врача, и на «Инде» и на «Годавери», люди знающие. Я их проинструктировал подробнейшим образом.

Итак, ты немедленно пойдешь к берегам Австралии, бросишь якорь в одном из австралийских портов, примешь на борт груз свежих продуктов. Затем, узнав, хочет ли девочка идти в Макао или остаться в Австралии, посетить крупные острова или вернуться в Индостан, будешь действовать согласно ее воле. Как бы там ни было, путешествие должно продлиться не менее трех месяцев; доставь Анну в более северные широты, где нет такого изнурительного зноя. И наконец, если доберешься до Индии, повидай моего друга Кришну, ты его хорошо знаешь. Он поможет вылечить мою девочку.

Наступил час отплытия. Получившие денежное довольствие кули при посадке на «Инд» были тщательно досмотрены — этим сомнительным эмигрантам категорически запрещалось ношение оружия — и размещены в межпалубном пространстве (твиндеке), разделенном на отсеки с помощью толстых решеток, снабженных раздвижными щитами. Но все здесь не могли поместиться, поэтому часть китайцев расположилась на палубе, с тем чтобы провести на ней двадцать четыре часа. Назавтра эта группа поменяется местами со своими товарищами, находящимися сейчас на нижней палубе, и так каждому достанется приблизительно равное количество света и воздуха.

Все матросы и даже машинисты были вооружены, словно во время военных действий. Каждый получил приказ ни на минуту не выпускать из рук оружия. Распоряжение гласило: «Вахтенному предписывается держать револьвер за поясом, а ночью автоматический карабин должен находиться на расстоянии вытянутой руки от спящего».

Наконец, на китайские колонии были наведены пулеметы Нортденфельдта, чтобы в случае бунта вся внутренняя часть судна простреливалась насквозь, стоило лишь поднять раздвижные щиты, при помощи приспособления, сходного с тем, какое используют в театре для передвижения декораций.

Предпринятые господином Синтезом предосторожности, конечно же, вызовут бурное негодование кабинетных гуманистов. Однако люди, находящиеся в пятистах лье от какой-либо суши и отдающие себе отчет в относительной малочисленности команды, сочли бы все эти мероприятия совершенно необходимыми.

Пусть никто не удивляется размаху предпринятых мер безопасности. Китаец вообще — существо сильно от нас отличное. Как бы ни возмущались ревнители всеобщего равенства, нельзя сбрасывать со счетов полнейшее несходство рас, обычаев, нравов и образа мыслей.

Для торжества равенства необходима хотя бы физическая или моральная тождественность. Ведь никому не придет в голову сравнивать «желтолицего брата» с парижским ремесленником или землепашцем из департамента Бос. И дело здесь вовсе не в эстетике. Оговорим сразу: то, что в плане физическом есть просто различия, в плане моральном зачастую превращается в несовместимость.

Лишенный великодушия, подстегиваемый алчностью, которая иногда кажется единственным смыслом его существования, этот курносый и круглолицый мелко семенящий человечек сперва кажется безобидным. Никогда не глядя прямо в глаза, с виду елейный и липкий, он испытывает к любому белому человеку ненависть, равную лишь его презрению. Для голодных, угнетенных китайцев, стонущих под гнусной пятой деспотов-мандаринов[265], белый человек — добыча, и ловец во что бы то ни стало постарается ее захватить.

При виде европейца ничто не сломит упрямства желтолицего, ничто не умерит его жажды наживы. Гордый до бешенства, вороватый до гениальности, жадный до подлости, он умеет, ежели дело идет о его выгоде, становиться угодливым до тошноты; у него одна цель — нажиться во что бы то ни стало, любым путем, пусть даже придется исполнять самую грязную, самую унизительную работу. Деньги для азиатов действительно не пахнут.