Сергей Малицкий - Легко (сборник)

— Ура! — понесся над толпой дикий клич, заимствованный в незапамятные времена у остервенелых кочевников. — Ура! — завертелись в водовороте толпы тонущие характеры, личности и души.

— Ура! — взвизгнул фальцетом в микрофон Грядищев, и никто не услышал, как медленно падают, мгновенно умирая, миллионы диковинных цветов и соцветий.

18

Вот собственно и все. Праздник закончился под утро. Было выпито огромное количество бесплатного пива, стоимость которого, тем не менее, была в сто раз меньше грозящего торгу штрафа за налоговые нарушения, из чего следует, что бесплатного пива, как и бесплатного сыра, в природе не бывает. Более или менее стоявшие на ногах курсанты и милиционеры развезли подвыпивших горожан по домам. Остальные горожане, имеющие силы идти или ползти, разбрелись сами. На утренние улицы вышли штатные и мобилизованные дворники и вымели тонны коричневых листьев и лепестков и пивных пробок и бутылок. Главным городским трестом были успешно и в соответствии со сметой выкорчеваны заборы и деревянные столбы, а проросшие бревенчатые срубы сдвинуты бульдозером в овраг. Оказавшиеся бездомными жители города получили квартиры улучшенной планировки, то есть не очень плохой, а просто плохой, но были временно счастливы, потому что, кроме этого, им было обещано по шестнадцать соток земли на окраинах города под будущее строительство. Представитель президента напился пьяный и весь следующий день проплакал на плече Василия, пьяным уехал в столицу и, как и следовало ожидать, канул в лету, не оставив о себе память даже в политическом гербарии. Все остальные активные участники вышеописанных событий пошли на повышение, но дошли только до денежных и имущественных поощрений, так как метеорит так и не был найден, и справедливые сомнения в его существовании обуяли даже свидетелей и очевидцев. Однако признать происшедшее ловкой мистификацией тоже не хотелось, так как любая мистификация предполагает наличие определенного количества мистифицированных, а проще сказать, оболваненных граждан, что никак не вязалось с благополучным и интеллигентным обликом замечательного города. Поэтому о происшедшем предпочли забыть. Тем более что пострадавших в принципе не оказалось. Все они счастливо проснулись утром на следующий день, ничего не ведая и не испытывая даже головной боли. Калушенко уже той же ночью весело прыгал на одной здоровой ноге и бросал на счастье пустые пивные бутылки через плечо, чем принес достаточно хлопот и шишек организаторам праздника. Говорят, что впоследствии он успешно допрыгал до звания полковника МЧС, собирается прыгать дальше и лелеет в голове план поглощения министерством по чрезвычайным ситуациям МВД и ФСБ, а также пишет докторскую диссертацию о том, что превентивным методом борьбы со всяческими чрезвычайными ситуациями является управление ими. То есть организация маленьких ЧП в районах, где грозят большие. «Подобное лечи подобным». Вот такая политическая гомеопатия.

Близилась осень. Павлик и Наташка окончательно заскучали в душных панельных малогабаритках и уехали по домам в свои не столь благополучные города. Все улеглось. Соседка Антона Брысина Светлана родила очаровательную девочку, однако на Антона это не произвело никакого впечатления. Он стал циником и, расчехляя по вечерам телескоп, уже не наводил его на небо даже для приличия. Водитель трамвая Петров был объявлен во всеобщий розыск, то есть забыт. Постовой Борискин уволился из органов, уехал из города и, наверное, живет счастливо, как и большинство граждан нашей прекрасной страны. Прапорщик Деревянко вернулся к традиционному образу жизни и, конечно, никаких денег дежурному пожарной части Григорию не отдал, пообещав сделать это завтра. Но «завтра» категория неуловимая и абстрактная, почти столь же неуловимая, как и «послезавтра». Городская администрация успокоилась и занялась внутренними делами, то есть предметом естественной жизни. А это говорило только о том, что все прекрасно.

Город по-прежнему стоял на том же самом месте. Диковинные машины сдирали с городских улиц асфальт, накопившийся за десятки лет, и увозили неизвестно куда. Может быть, за миллионы лет он превратится в какое-то очень полезное ископаемое, и наши далекие потомки, случайно добравшись до него, ни за что не смогут отгадать, какие природные явления дали повод рождению чудесного минерала. А пока гремели трамваи, дымились мангалы, ругались пьяные, свистели милиционеры, скрипели тысячи ручек и десятки тысяч суставов. Все было хорошо. Вот только Семен Пантелеев умер. Аккурат во время сноса его дома. Но это уже диалектика. Сколько можно пить?

Все забылось. И вот, когда первые «белые мухи» сели на стекла городской администрации, в кабинете Ильи Петровича Грядищева зазвонил прямой телефон. Илья Петрович поднял трубку и услышал усталый и скрипучий голос пожилого человека:

— Добрый вечер, Илья Петрович.

— Добрый вечер.

— Это я, Илья Петрович.

— Я узнал Вас, Зиновий Викентьевич. Что опять вас не устраивает в действиях городской администрации?

— Какое там. Решил побеспокоить вас перед уходом. Уходить я думаю, Илья Петрович.

— Куда же, если не секрет?

— Ну, уж какой от вас секрет? Пора бы уже уйти. Туда, Илья Петрович. И хочу сказать вам, Илья Петрович, что вы оказались намного серьезнее, чем я думал, но не столь серьезны, как вы думаете о себе сами.

— Витиевато выражаетесь, Зиновий Викентьевич. Витиевато и непонятно.

— Бросьте, Илья Петрович. Вам, да и не понять? Ведь это арифметика. Все в этой жизни поверяется арифметикой. Только сложение и вычитание. Все остальные науки — это либо игра воображения, либо игра природы. Только арифметика. Ведь вы съели его и не поперхнулись…

— Кого, Зиновий Викентьевич?

— Его. Нечто. Сгусток ощущений. Улыбку космического дракона. Монаду великой любви. Абсолют чувства.

— О чем это вы? Зиновий Викентьевич? Вы меня пугаете. Это маразм?

— Маразм? Это абсолютное знание, Илья Петрович. И вы это прекрасно понимаете. Человек в моем возрасте, если он не в состоянии старческого слабоумия или прогрессирующего невежества, обязательно находится в состоянии абсолютного знания. Собственно старческое слабоумие — это самообман природы. Искусственный барьер между уставшим мозгом и трудно переносимой истиной. Моя оболочка не может служить препятствием для моей души. Никакого маразма. Это было бы слишком легко. Вы ошиблись, Илья Петрович.

— В чем, Зиновий Викентьевич?

— В главном. Вы не ошиблись, когда решили, что сможете его съесть. Но он остался здесь. Он рассеялся! Концентрация увеличилась. Незаметно. Но увеличилась. Вы же знаете, что потепление на один-два градуса может вызвать глобальную катастрофу на планете? Как вы думаете, какие последствия будет иметь для таких, как вы, повышение даже на сотую долю градуса любви?