Невил Шют - Крысолов

— Маржан учил нас стоять на голове! — выпалил он. — Я уже умею, и Пьер умеет. А Биллем нет, и девочки тоже не могут. Смотрите, мистер Хоуард, смотрите!

Дети вокруг стали на головы. Николь тревожно смотрела на Хоуарда.

— Вас не тронули?

Старик покачал головой.

— Они надеялись через меня что-нибудь выведать у молодого человека по фамилии Чарентон.

И он коротко рассказал ей о том, что произошло.

— Вот так они и действуют, — сказала Николь. — Я слышала об этом в Шартре. Чтобы добиться своего, они не всегда пытают тело. Они пытают душу.

Долгий день медленно клонился к вечеру. Взаперти в маленькой камере все задыхались от жары, и не так-то просто было развлекать детей. Им нечего было делать, не на что смотреть, и нечего было им почитать. Николь и Хоуард выбивались из сил, поддерживая мир и прекращая ссоры, и это для них оказалось даже отчасти благом: некогда было раздумывать о том, что впереди.

Наконец немецкий солдат принес им ужин — черный кофе и длинные ломти хлеба. За едой дети развлеклись и отдохнули; старик и девушка знали — насытясь, все скоро захотят спать. Когда солдат вернулся за посудой, его спросили о постелях.

Он притащил набитые соломой тюфяки, жесткие подушки и всем по одеялу. Николь и Хоуард приготовили постели, и усталые за день дети сразу охотно улеглись.

Долгие вечерние часы проходили в томительном бездействии. Старик и девушка сидели на своих тюфяках и невесело раздумывали; порой перекинутся несколькими словами и снова замолчат. Около десяти собрались спать; сняли только верхнее платье, легли и укрылись одеялами.

Хоуард сносно спал в эту ночь, но Николь почти не спала. Очень рано, еще до рассвета дверь камеры с грохотом распахнулась. Появился ефрейтор в полной форме, со штыком на поясе и в стальной каске. Он потряс Хоуарда за плечо.

— Auf![106] — приказал он и знаками велел старику встать и одеться.

Николь, немного испуганная, приподнялась на локте.

— Мне тоже вставать? — спросила она.

Немец понял, покачал головой.

Натягивая в полутьме куртку, Хоуард повернулся к девушке.

— Наверно, опять допрос, — сказал он. — Не тревожьтесь. Я скоро вернусь.

Николь была глубоко взволнована.

— Мы с детьми будем вас ждать, — просто сказала она. — Я о них позабочусь.

— Знаю, — сказал старик. — Au revoir[107].

В холодном предутреннем свете его повели через площадь, мимо церкви, к большому дому, где вывешен был флаг со свастикой. Привели не в ту комнату, где допрашивали в первый раз, а вверх по лестнице. Когда-то здесь была спальня, и кое-что из обстановки осталось, но кровать вынесли, и теперь тут была какая-то канцелярия.

У окна стоял гестаповский офицер в черном мундире, майор Диссен.

— So, — сказал он. — Опять этот англичанин.

Хоуард молчал. Диссен сказал что-то по-немецки ефрейтору и солдату, которые привели арестованного. Ефрейтор отдал честь, вышел и закрыл за собой дверь. Солдат стоял у двери навытяжку. В комнате уже разливался серый свет холодного, пасмурного утра.

— Подойдите сюда, — сказал гестаповец. — Поглядите в окно. Славный садик, правда?

Старик подошел. За окном был сад, окруженный высокой стеной красного кирпича, ее заслоняли фруктовые деревья. Заботливо ухоженный сад, деревья уже большие, приятно посмотреть.

— Да, — негромко сказал Хоуард, — славный сад.

Чутье подсказывало, что для него расставили какую-то западню.

— Через несколько минут здесь умрет ваш друг мистер Чарентон, — сказал немец. — Если вы ему не поможете, его расстреляют как шпиона.

Старик посмотрел на него в упор.

— Не понимаю, зачем вы привели меня сюда, — сказал он. — Я впервые встретил Чарентона вчера, когда вы свели нас вместе. Это очень храбрый и очень хороший молодой человек. Если вы его расстреляете, вы сделаете дурное дело. Такому человеку следует сохранить жизнь, чтобы, когда эта война кончится, он мог работать на благо людям.

— Очень милая речь, — сказал немец. — Я с вами согласен, ему следует сохранить жизнь. И он будет жить, если вы ему поможете. Он останется в плену до конца войны, ждать уже недолго. Самое большее полгода. Потом его освободят. — Гестаповец повернулся к окну; — Смотрите. Его ведут.

Старик посмотрел в окно. По садовой дорожке конвой из шести немецких солдат с винтовками вел Чарентона. Командовал фельдфебель; позади, сунув руки в карманы, неторопливо шел офицер. Руки Чарентону не связали, и он шел очень спокойно.

Хоуард обернулся к Диссену.

— Чего вы хотите? Для чего вы заставляете меня на это смотреть?

— Я велел привести вас сюда, потому что хочу посмотреть, не поможете ли вы вашему другу в минуту, когда он нуждается в помощи. — Немец наклонился к старику. — Послушайте, — он понизил голос, — это же пустяк, это не повредит ни вам, ни ему. И это ничего не изменит в ходе войны, потому что Англия все равно обречена. Если вы скажете мне, каким образом он передавал сведения из Франции в Англию, вашему майору Кокрейну, я остановлю казнь.

Он отступил на шаг.

— Чего тут раздумывать? Рассуждайте здраво. Какой смысл дать храброму молодому человеку умереть, если его можно спасти, чтобы после войны он мог работать на благо вашего отечества. И ведь никто ничего не узнает. Чарентон останется в тюрьме на месяц или два, пока не кончится война; потом его выпустят. Вам со всеми детьми надо будет остаться во Франции, но если вы сейчас нам поможете, вам незачем оставаться в тюрьме. Вы сможете преспокойно жить в Шартре вместе с этой молодой женщиной. Потом война кончится, и осенью вы поедете домой. Из Англии не будет никаких запросов, ведь к тому времени вся система британского шпионажа рассыплется. Вы ничем не рискуете, и вы можете спасти жизнь этому молодому человеку. — Он опять наклонился к Хоуарду и снова понизил голос: — Всего лишь два словечка. Скажите, как он это делал? Он никогда не узнает, что вы сказали.

Старик расширенными глазами смотрел на гестаповца.

— Не могу я вам сказать. Я ничего не знаю, это чистая правда. Я никак не был связан с его делами.

Он сказал это с облегчением. Будь он осведомлен, было бы куда сложнее.

Майор Диссен отошел от него. Сказал грубо:

— Вздор. Не верю. Вы знаете достаточно, чтобы помочь агенту вашей страны, когда он нуждается в вашей помощи. Все туристы в любой чужой стране знают достаточно. Вы что, дураком меня считаете?

— Может быть, это верно в отношении немецких туристов, — сказал Хоуард. — В Англии обыкновенные туристы ничего не знают о шпионаже. Говорю вам, я не знаю решительно ничего такого, что помогло бы этому человеку.

Немец закусил губу.