Борис Тараканов - Кольцо времени

– Вполне, – ответил Стас, протягивая руку к сухим снопам. – Я, по крайней мере, сильно удивился.

Он быстрыми нервными движениями начал вытаскивать снопы и отбрасывать их за спину.

В день, когда луч одинокий СветилаОсенней Предвестницы лик озарит,В полдень к подножию Башни КапризнойВновь будет явлен ковчег неотпетыйСилы Неясной...

– опять сказал Бондарь, подходя к разлому. Лицо его выражало глубокую задумчивость.

– С детства люблю, когда сказки сбываются, – сказал Стас, продолжая освобождать трещину.

– Ковчег есть вместилище... – продолжал бормотать Бондарь, как бы размышляя.

– "Ковчег неотпетый Силы Неясной"... Силы Неясной... Почему неясной... – И вдруг воскликнул, – так это же череп! вместилище неясной, то есть Незримой Силы! Неотпетый череп Никольского!

Стас, Юра и Вовка повернулись к Бондарю.

– "В полдень, к подножию Башни Капризной"... – Бондарь нервно растирал пальцами наморщенный лоб. – Как же все просто... «Капризная Башня» – это Козья Башня, к которой по легенде выводит разлом!

– Интересная версия, – проговорил Стас и вернулся к работе. – Из чего сие следует? – Стас говорил, не отрываясь от трещины.

– Очень просто! В итальянском языке слова «коза» – «la capra» и «каприз» – «il capriccio» имеют один корень – «capr...»! Слово «каприз» изначально вообще переводится как «козья выходка». Подумать только, «Капризная Башня» в древнем пророчестве означает Козью Башню в нашем времени! Другой «Башни Капризной» в здешней округе нет, вы уж мне поверьте. Сегодня луч света коснется знака Девы на Зодиакальном Пути в Миланском Соборе, значит озарит лик «Осенней Предвестницы»... Это может говорить нам только одно: сегодня в полдень поезд, который мы пытаемся найти, будет проходить под горой у Козьей Башни! Вы понимаете, что я вам говорю? Вы просто не представляете, какие это нам дает шансы!

– Какие еще сейчас могут быть шансы кроме шансов на спасение? – искренне удивился Юра.

Стас выдернул из щели последний сноп и с довольной улыбкой отошел на два шага назад.

– Поезд что, просто будет стоять под горой? – он не удивился заявлению Бондаря, вспомнив, как трехвагонный состав, ничтоже сумняшеся, прочухал по степи безо всяких рельсов.

– Не знаю... Но возле горы с Козьей Башней есть заброшенное меловое месторождение – там наверняка сохранилась старая одноколейка. Madonna mia, все сходится! – глаза Бондаря возбужденно блестели. – Сейчас одиннадцать часов десять минут. Если мы поторопимся, то успеем к приходу поезда!

– "К приходу поезда...", – пробормотал Юра, – достойный каламбур для средневекового подгорного пейзажа...

– Если все, что Вы сказали, правда, – сказал Стас, первым влезая в разлом, – давайте тогда действительно поторопимся. Я готов рискнуть и все проверить.

Следом за Стасом шел Бондарь, за ним – Вовка. Последним шел Юра. Между неровными каменными стенами можно было пройти только по одному. Под ногами хлюпала вода. Далеко впереди виднелась узкая полоска света.

– А почему этот Ваш папа Карло не написал прямо, что придет поезд? – спросил Юра.

– О каком поезде может идти речь в пятнадцатом веке? Карло Паччини предрек появление артефакта, способного погубить Вселенную. Если он окажется прав – честь ему и хвала. Мы даже понятия не имеем, каким образом он это сделал. Привиделось ли это ему в хмельном бреду, или Архангел почему-то доверил человеку несколько секретов судьбы Мироздания...

Бондарь не договорил – в лица идущих ударил свет солнца, занимающего место в зените.

Небольшое окошко под северным сводом Миланского Кафедрального Собора осветилось. Через мгновение прямой солнечный луч пронзил полумрак и выхватил из тянущейся по полу мраморной полосы знак Девы – витиеватую букву m, стремящуюся перейти в незавершенную ленту Мебиуса. Изображение заиграло миллионами разноцветных искр. Падре Антонио, опершись на спинку скамьи, задумчиво смотрел на игру света и тени в самоцветах древней мозаики. Через минуту, когда луч угас, а изображение в полу потемнело, священник вздохнул и тихо промолвил:

– Жаль, что синеглазый русский мальчишка так и не увидел этой красоты. Дай ему, Господи, когда-нибудь вернуться сюда...

– Простите? – повернулся к священнику стоящий рядом молодой алтарник в светлой сутане, – Вы что-то сказали, падре Антонио?

– Нет, Роберто, просто помолился. Об одном мальчике из России.

Поезд стоял под горой. Паровоз пыхтел равнодушно и неторопливо. Тяжело дыша, Стас, Юра, Вовка и Бондарь смотрели на поезд-призрак сверху вниз, стоя почти над первым вагоном. Поезд вовсе не казался чем-то призрачным. Вполне реальные очертания могучей машины начала двадцатого века: паровоз с угольной тележкой и три вагона. Тыльной стороной ладони левой руки Стас провел по лицу, размазав копоть и пыль, смешавшиеся с потом. Юра и Вовка, тоже чумазые, стояли рядом. Бондарь держался за сердце.

– Фу-у... – сказал он. – Такие пробежки не для моего возраста.

– Главное, что успели, – тяжело выдохнул Стас.

Все окна в вагонах были задернуты шторами, двери закрыты. Только в одном, в последнем вагоне над последней подножкой виднелась щель. Компания оглядела невысокий, метров пять, обрыв, на котором стояла, и в поисках более пологого спуска пошла вправо. Вовка скользнул глазами по склону. Не найдя рядом ничего подходящего для спуска, он отбежал на несколько шагов назад.

– Вовка, не смей! – крикнул Стас, стоя у подобия тропинки, наискосок спускавшейся по обрыву.

Вовка сделал глубокий вдох, с шумом выдохнул воздух и рванулся вперед. Юра проводил его прыжок взглядом и заторопился вниз. Вовка с грохотом приземлился на крышу вагона, повалившись на бок. Встал и, прихрамывая, подошел к краю крыши. По подобию тропинки Стас первым спустился на ровную площадку возле второго вагона. Все остальные шли за ним. Вовка лег животом на край крыши и, согнувшись, спустил ноги вниз. Рельефом стенки вагона он опустился, насколько это было возможно, и спрыгнул на мелкие камни, подняв небольшое облако пыли. Юра соскочил с отвесной стены обрыва, задев по инерции плечо Стаса. Тот немного подался вперед, продолжая смотреть на заднюю площадку последнего вагона. Из-за приоткрытой дверцы виднелась кисть руки, сжимающая поручень.

Едва оказавшись на камнях, еще не поймав равновесие, Вовка рванул к открытой дверце последнего вагона. Все последовали за ним. Бондарь отставал. Подбежав к задней площадке, Вовка криво улыбнулся и, издав непонятный звук, не то усмехнувшись, не то всхлипнув, отшатнулся назад.

Стас вскочил на подножку и распахнул дверь. На полу, держась за поручень, лежал Виктор Иванович – пропавший начальник экспедиции, Вовкин отец. Вовка стоял в стороне и тихо вздрагивал от судорожных всхлипов, но глаза его оставались сухими. Слез не было.